Салман Рушди - Стыд

— Имеются доказательства, что он присваивал народные деньги, отпущенные на развитие туризма в Ансу, — докладывал Реза Хайдар генералу Туглаку, — но причастность к убийству, конечно, главный козырь. Тут ему крыть нечем. Конец Председателю.

Так предательство, совершенное Тальвар уль-Хаком из верноподданнических чувств, изменило картину. Народный фронт был не допущен к выборам, а сами выборы — отложены. Сперва на определенный срок, потом — на неопределенный, потом о них и вовсе забыли, а когда вспомнили, решили отказаться от выборов вообще. Это в ту пору сокращение ГЧПК — Глава Чрезвычайного Переходного Комитета — стало трактоваться по-иному. Народ всегда зрит в корень: «Громче чихай на постановления и клятвы». Ведь в памяти людей еще не стерлись телекадры: правая рука Хайдара покоится на Писании.

Председателя Хараппу перевели из дома отдыха в лахорскую тюрьму и посадили в одиночную камеру. Его мучила малярия, донимали кишечные расстройства. Не раз изводил его и свирепый грипп. Начали выпадать зубы. Он потерял в весе (и не только в общественном). Нетрудно заметить, что и Омар-Хайам, старинный собутыльник Хараппы и непременный спутник во всех похождениях, тоже начал сбрасывать вес в это же время — под благотворным влиянием огне-поклонницы-няньки.

Судил Хараппу Верховный суд, заседал он в Лахоре и состоял из пяти пенджабцев. А Хараппа, если помните, был родом из усадьбы Мохенджо, что в краю Синд. Главным в обвинении были показания бывшего начальника службы безопасности Тальвар уль-Хака. Подсудимый в свою очередь обвинил Тальвара в клевете: тот, дескать, пытается спасти собственную шкуру. Не удержавшись, Искандер даже один раз чертыхнулся, за что судьи строго выговорили ему.

— Простите, я немного не в себе, — извинился подсудимый.

— Нас это не касается,—ответил председатель суда. Тут-то Искандер и сорвался.

— Хватит с меня! — закричал он. — Сколько можно оскорблять и унижать!

Председатель суда приказал полицейским вывести его, «пока не придет в себя». А другой судья бросил:

— И с нас хватит его истерик. Он что, забыл, что уже не премьер министр?! Терпеть его фокусы мы больше не будем!

Все эти слова запечатлены в протоколе.

Процесс длился полгода, Искандера Хараппу и отсутствующего Гаруна Хараппу приговорили к смертной казни через повешение. Искандера сразу же перевели в камеру смертников при лахорскои тюрьме. Для обжалования приговора ему дали неделю вместо положенного месяца.

Искандер заявил:

— Бессмысленно искать справедливости там, где ее нет. К черту обжалования!

В ту же ночь госпожу Тальвар уль-Хак, некогда носившую имя Навеид Хайдар, или просто — Благовесточка, нашли в спальне: она ушла из жизни «через повешение». На полу под ногами валялся обрывок веревки, очевидно, первая попытка не удалась: беременная Благовесточка оказалась слишком тяжелой. Но все же довела дело до конца. В волосах у нее красовалась веточка жасмина, а воздух был напоен ароматом самых дорогих на свете духов «Радость» от Жана Пату, известнейшего французского парфюмера, так что смрада не чувствовалось. Посмертная записка, приколотая английской булавкой к неприлично вздувшемуся на животе платью, гласила, что Благовесточке страшно производить на свет детей в арифметической прогрессии. Свое мнение о муже она так и не огласила. Да, Тальвар уль-Хак не предстанет перед судом, хотя обвинений предостаточно.

На похоронах дочери Реза Хайдар зачарованно смотрел на загадочную и отчужденную фигуру, закутанную в черное покрывало — на свою жену Билькис. Ему вспоминалось их знакомство в столь далеком Красном форте, запруженном беженцами. Тогда она была вся на виду — нагая; теперь же ее не разглядеть — все скрыла одежда. Так и ее жизнь, подумалось ему, это путь от света к мраку, от девичьей открытости к старческой затаенности.

— Эх, Билькис, — прошептал он, — что ж мы с тобой наделали?

— Поплакать захотелось? — чуть не в крик ответила она. — Ну, поплачь, поплачь над загубленной жизнью. Ты ее загубил! Стыд тебе и позор!

Да, она давно уже не прежняя ясноликая девушка, в которую он влюбился. Словно видение из другого мира. Теперь ее разум померк. И в разгар похорон Реза приказал полковнику Шудже отвезти ее домой.

Порой ему чудится, что стены дрожат, словно судороги дергают бетонные влажные плиты. Тогда он закрывает глаза, веки тяжело опускаются, отгораживая, будто железными щитами, от всего вокруг. Можно наконец вспомнить, кто он такой. И, облачившись в светонепроницаемую броню, он произносит: я Искандер Хараппа, премьер-министр, Председатель партии Народный фронт, муж Рани, отец Арджуманд, верный любовник… Он не помнит, как звали ту женщину, заставляет себя открыть глаза, пальцами поднимает веки — стены по-прежнему вибрируют. Ему на голову валятся огромные тараканы, он смахивает их на пол, давит ногой, они хрустят, словно ореховая скорлупа. Барабаном ухает в голове.