Николай Беспалов - Встречи на ветру

– Саша – это кто?

– Саша? – Антонина зарделась. – Мой товарищ. А что, я не имею права иметь хорошего товарища? Мигель на своем острове Свободы будет лизаться с негритянками, а я тут кисни?

Замяли этот вопрос. Здоровье – прежде всего. А нормы кодекса строителя коммунизма пускай блюдут те, кто их придумал.

Из десяти яиц, что привезла Антонина, три стухли.

– Суки, прости меня господи. Гноят продукты, лишь бы народу не досталось. Ты скажи, ты умная, кому это выгодно?

Не стану же я читать лекцию о «диком» капитализме, который, судя по всему, насаждает Горбачев и его команда в СССР. Вспомнила мой разговор с нашим военным атташе во Франции. Моложавый полковник, угощая меня абсентом в кабаре «Мулен Руж», понизив голос, приводил казавшиеся тогда фантастическими факты о подрывной деятельности в самых верхах Союза, о планах ЦРУ по разжиганию национальной ненависти.

– Наши коллеги из Ленгли основной удар предполагают нанести в странах Прибалтики, затем разжечь огонь национализма в нашей Средней Азии.

Это его слова. И еще.

– В экономике их цель – развал производства, и через это – создание искусственного дефицита продовольствия.

А теперь у меня на кухне немолодая уже женщина, не имеющая высшего образования, но от природы наделенная острым умом, высказывает свои суждения по этим вопросам, и я диву даюсь, насколько они прозорливы.

– Ты слышала, в Литве что надумали? Они решили отделиться, а наш Ельцин их поддержал. Он чем думает, как ты считаешь? Определенно, не головой. Саша говорит, что это все происки жидов. Я так не думаю. У нас евреям не жизнь, а малина. Всё артисты, музыканты и академики.

Яичница готова, и мы принялись за неё. Вернее, кушала Антонина, а я так, была рядом. Нашлись у подруги и соленые огурцы. Их Тоня поедала с завидным усердием. Я не утерпела и спросила:

– Тоня, ты, случаем, не беременна?

– Такое в нашем возрасте по случаю не происходит. Девять недель уже. Аборт делать поздно, и Саша настаивает на том, чтобы я рожала. Он одинок и силен. Говорит, где один ребенок, там и второго прокормим. У него дом в садоводстве в Новой Ладоге.

Знала бы я, что там мне придется скрываться от моих врагов летом 1997 года!

Потом мы с Тоней пили чай, и я курила, выпуская дым в форточку. О коробочке вспомнила Антонина.

– Я твою коробочку сберегла. Держи.

Приятная тяжесть легла мне в ладонь. С этого мига я ощутила себя не менее чем Биллом Гейтсом.

– Давай выпьем.

– Мне лучше не пить.

– Тогда я одна выпью.

Осень в Ленинграде в самом разгаре.

Я слышу ребячий гомон. Тут на меня накатило. Я вспоминала Толика. Слёзы потекли по щекам сами собой.

– Ты что, Ирина?

– Толика вспомнила.

– Поплачь.

Слезы высохли.

– Вот и молодец. Какие наши годы. Ты ещё родишь.

– Ты шутишь. Мне сорок четыре года. Хочешь, чтобы я умерла при родах?

– А мне сколько? Врач мне сказал, кесариться будем.

– Убедила, но кто на меня позарится? Стара я для любовных приключений.

Если бы кто-нибудь услышал наш разговор, решил, что это беседуют пациентки психиатрической больницы.

Наверное, мы бы и дальше продолжили обсуждение этой животрепещущей темы, если бы не позвонили в дверь.

– Ты ждешь гостей? – спросила Антонина.

– Какие гости, если я приехала вчера?

– Тогда это из органов. Ты шпионка, и тебя пришли арестовывать.

Так шутит моя подруга, а я иду открывать.

– В дом пустишь?

Передо мной стоит Вера Петровна, моя первая начальница.

– Засиделась вчера у подруги до ночи, переночевала и вот, решила все же зайти к тебе. Антонина у тебя?

Узнаю бригадира. Все такая же деловая, командные нотки в голосе.

– Мы с Антониной только позавтракали.

– Распустились совсем. Кто же в такое время завтракает? Обедать пора.

Не стану я ей возражать, что, мол, сегодня выходной. Сама сообразила.

– Впрочем, сегодня воскресенье, можно расслабиться.

Антонина подала голос.

– Товарищ начальник, нечего на нашу иностранку наседать. Идите сюда.

Вера Петровна пришла не с пустыми руками.

– Вот, девочки, удалось отоварить талоны. Буквально с кровью вырвала кусок говядины. Говорят, в области коров забивают. Кормов нет.

– Вера Петровна, мы с Ириной яиц наелись.

– Так я и не предлагаю сейчас мясо жрать. Вы что, меня прогнать хотите?

Я успокоила Веру Петровну, усадила за стол и налила водки.

– Это дело, а то в глотке сушь.

Выпили. Помолчали.

– Знаете, девочки, я с этой горбачевской антиалкогольной кампанией пьяницей стала. Как раньше было? Водку покупала только тогда, когда праздники или гости пришли. А начали на водку давать талоны, как же их не отоварить. Стоит родимая в буфете и так и говорит: выпей меня. Гад он, этот комбайнер. Не слышали, он из молокан? Я слышала.