Ричард Форд - Трудно быть хорошим

Леоноре все-таки поставили тройку — все из-за этого ублюдка Локхардта.

Патрицию Херст [43] Патриция Херст — дочь газетного магната, миллионера Херста. силком затолкнули в багажник машины в Беркли, а на следующий день она была на первых полосах всех газет. Леонора посмотрела внимательно на снимки и подумала: «Почему не меня они похитили?»

Она жила с Хорстом Каммером. Он, похоже, был воплощением того, что она когда-то называла «лучшей участью». Хорст был умен и, пожалуй, слишком интеллектуален для того, чтобы иметь какой-то особый интерес к сексу. Хотя он, впрочем, не возражал против того, чтобы время от времени поразвлечься с Леонорой, и ее это вполне устраивало.

Хорст одевался на военный манер и уйму времени отдавал политической борьбе. Леонора участвовала в акциях протеста вместе с ним, и однажды их арестовали во время демонстрации в Олд-Юнион. [44] Студенческая демонстрация протеста против апартеида. Леонора гордилась тем, что приняла участие в таком историческом событии. В общей сложности было арестовано где-то около ста студентов, и каждого из них оштрафовали на двести долларов. Деньги Леоноре выслала ее мама с запиской: «Ты как Ванесса Редгрейв или Джейн Фонда. Молодец. Поступаешь, как того требует время. Ты внесла свой вклад».

«Боже, — подумала Леонора, — эта женщина никогда не изменится».

Две фотографии.

На одной — Леонора запечатлена в тот момент, когда она вернулась домой из университета, а все родственники решили прийти к ним на ужин по этому случаю. Ну а потом, как бывает обычно после такого ужина, кто-то взял аппарат и сфотографировал Леонору, ее маму, отца, то, как они сидят на полу перед рождественской елкой в окружении подарков. Мама и папа обнимают Леонору: все улыбаются, смотрят в объектив камеры. Леонора тоже улыбается, но смотрит немножко правее по отношению к камере, как будто бы в последнюю секунду, перед тем как нажмут на кнопку, поняла, что хочет чего-то другого.

— Она же могла бы стать фотоманекенщицей, — говорит мама, изучая эту фотографию. — Ее фотографии были бы на обложках всех журналов.

Вторая фотография. Леонора на своем новом десятискоростном велосипеде забралась на самую большую горку на территории университета и начинает спускаться. Она проезжает мимо двух профессоров, которые неспешно прогуливаются и внешне ничем не отличаются от всех остальных людей, наслаждающихся калифорнийской весной. И Леонора их не замечает, не замечает даже, что один из них — Локхардт. Она видит только большую-пребольшую горку перед собой. Чувствует теплый ветер, развевающий ее волосы. Катит себе на велосипеде и, отпустив руль, поднимает руки над головой, полностью отдаваясь солнцу и ветру, молодости, красоте.

Локхардт, увидев ее, говорит своему спутнику:

— Посмотрите на эту девушку, Боже, это же кто-то должен обязательно сфотографировать.

Пошел второй год ее совместной жизни с Хорстом.

Леонора приняла душ, оделась и уже готова была идти на вечеринку, когда Хорст вдруг сказал ей:

— Слушай, давай пойдем перепихнемся…

Он ведь никогда этим особенно не интересовался, поэтому она ответила:

— Ну, в общем-то, я уже готова идти на вечеринку, но если ты, конечно, очень хочешь…

— Я хочу, — сказал он. — Я готов. Посмотри. — И бросился за ней в спальню, в гостиную, затем снова в спальню, где она упала на постель, засмеялась и стала его щекотать…

— Ну, как, тебе понравилось? — спросила она, когда все кончилось. — Хорошо было?

— Ты классная женщина, — сказал он. — Просто великолепная. Где мой дезодорант?

На вечеринке все пили много пива, коктейли, и как-то незаметно разговор перешел на тему о том, как часто кто этим занимается со своим партнером? Когда дошла очередь до Хорста, он прочитал большую смешную лекцию о примитивности секса, затронув самые различные аспекты этой щекотливой темы. Все его слушали, поддерживали, и поэтому он, слегка переоценив свое выступление, вдруг сказал: «Давайте согласимся, друзья, что все дело в том, как две слизистые мембраны трутся одна о другую». Все засмеялись, зааплодировали и, конечно, пролили пиво. Хорст довольно покачал головой и улыбнулся Леоноре.

Но потом кто-то невзначай добавил, поправляя Хорста:

— Все-таки это сальные железы. Пора бы уже разбираться, Хорст…

Все засмеялись еще громче, и Леонора тоже, а Хорст обратил на это внимание.

Он так разозлился, что по дороге домой, когда Леонора положила голову к нему на плечо, он рукой схватил ее за грудь. Нащупал сосок и, зажав между большим и указательным пальцами, резко дернул его, повернул и с силой надавил. Леонора закричала от боли.