Дина Рубина - Синдикат

— Ка-азлов!!! — прохрипела я, кашляя и вытирая слезы…

— А… этот красавчик… — Клава задумался. — Да, он хитрован, интриган, латино… Хочешь, мы переименуем твоего покойника в Рамиреса и перекинем его с соответствующим письмецом в Министерство иностранных дел? Вот обрадуется этот хлыщ, когда ему подбросят его тухлятину?

Тут в дверях показался Петюня. Как ни странно, он был достаточно трезв. Взял котлету по-киевски, подсел к нам за стол…

— Вы вот что, — сказал мне сурово Петюня, — я понимаю, у вас есть критические замечания по этому строительству. Хорошо. Идите, там сидят рабочие с топорами. Сегодня они работают последний день. Скажите, где вам хочется дверь. Они прорубят.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Microsoft Word, рабочий стол,

папка rossia, файл sindikat

« … у нас опять — не то что ЧП, но, в общем, конфуз. И вновь именинник — Яша… В день Пурима он так переволновался, что когда уже все началось и благополучно покатилось, от облегчения направился в бар и взял себе коктейль. Мы, всем нашим департаментом (кроме Ромы, которая застряла в пробке и так расстроилась, что вернулась домой, откуда мне и позвонила бодрым расстроенным голосом; и кроме Эльзы Трофимовны, которая не нашла, где находится Фрунзенская набережная, хотя родилась в этом городе и прожила здесь шестьдесят три года), сидели и пили соки за стойкой бара, в углу этого полутемного сооружения — в традиционных масках, в париках, с прицепленными носами из папье-маше…

Тут же околачивался Изя и со свежим восторгом в голосе показывал Костяну, как действует его новый мобильник, как загружаются на него фильмы…

— Сынок! — восклицал он. — Ты чуешь, чем это пахнет?! Абсолютно новый жанр — мобильное кино! Короткометражки — это же первый шаг!

Накануне Клавдий предупредил нас, что ближе к ночи привезет на тусовку Председателя ревизионной комиссии Синдиката — продемонстрировать размах праздников, которые организовываем мы для молодежи, имеющей мандат на восхождение, и чтобы все мы, как штык, присутствовали, соответствовали, вытягивались и рапортовали. Смирно!

…В наш угол заглянул Яша с бокалом, пожаловался, что дерут за аперитив страшные деньжищи! Я резонно заметила, что он за это, собственно, и боролся…

А вокруг отплясывали дети в карнавальных костюмах. Диск-жокеем на наших молодежных тусовках работает Корш, один из самых популярных диск-жокеев Москвы. Он свое дело знает, программу составляет, умело разогревая публику…

— Да, — с удовлетворением подтвердил Яша, потягивая через соломинку ядреный коктейль. — Детям такой просто недоступен.

Минут через двадцать он отлучился к стойке и появился уже с другим коктейлем в руках.

— Я так переволновался, — пояснил он на мой удивленный взгляд, — что мне необходимо расслабиться.

И последующие часа два пробовал разные коктейли…

Праздник уже катился сам вовсю, музыка увеличивала обороты, гремела, разговаривать было затруднительно, да и не о чем, можно было только любоваться разгоряченными юными физиономиями, прыгающими кудрями, локтями, коленками…

Ребята отплясывали с энергией здоровой юности, я наслаждалась, — насколько можно было наслаждаться под этот грохот… Где-то там, в тесной прыгучей толпе скакали и наши дети… Даже Маша и Женя отставили баночки с соком и пошли попрыгать…

— Стоп! — вдруг крикнул Яша. — По программе сейчас должен быть конкурс карнавальных костюмов!

Я посоветовала ему заткнуться и не трогать ребят, пусть веселятся: праздник и так явно удался. Но он к тому моменту прилично напробовался коктейлей, полез давать указания Коршу, — что ставить, требовал «Атикву» и возмущался, что наш государственный гимн забыт в программе.

— Мы!!! — кричал он в грохоте и цветовых взрывах. — Мы — для чего?! Мы представители — кого?!!

Изя пытался остановить его, хватал за руки, называл патриотом херовым, — ничего не помогало…

Короче — единственным из тысячи подростков, о трезвости которых мы так волновались, пьяным в зюзю на вечере напился Яша. И устроил один из тех дебошей, какие устраивал исключительно из-за своих немалых человеческих достоинств, — например, чувства справедливости. Ему показалось, что приз за лучший костюм достался не тому, кто этого заслуживал. В момент вручения призов он запрыгнул на сцену, расшвырял декорации к Пуримшпилю [6], скандалил и вопил, — мы не могли его остановить, он же здоровый, как бык. Радовались только, что время позднее, значит, председателя Ревизионной комиссии уже не привезут…