— Не скажите, Гайнан Фазлыгалямович, — сказал Пичуга. — Среди тех Эверестов, знаете, сколько интересного?
— Чего уж там?
— Вы видели первую казанскую газету, которая еще в начале девятнадцатого века издана? Нет? А «Мурзилку»? Не наш комсомольский орган для пионеров, а дореволюционный? И задолго до Носова живших в том журнальчике Знайку, Незнайку? Вот я тоже не видел, а у него сегодня увидел. И выходившие при царе Николае «Огонек», «Вокруг света»...
— Не спорю, ценностей средь хлама его хватает. И ведь все под ногами, можно сказать... Монеты эти... — Гайнан подщелкнул блестящий блинчик, поймал со смачным шлепком, разжал ладонь. — Екатерининский целковый, чи-ста-аго серебра. И на полу. Бери — не хочу. А-ля, ма-фо... Позаимствовал вот на время.
Гайнан не постеснялся открыть своего маленького, но все одно — воровства. Ему было ясно: Пичуга через болтливого Килялю знает об ударном говяжьем фронте завсклада цирка, потому-то без зазрения совести и затребовал через Жбана саквояж с открытками, за его же Жбановский пистолет. Хитер. Но не ведает достопочтенный стратег, что Гайнан Субаев не такой кретин, каким, может быть, кажется на первый взгляд. Нет, не школьными отметками и медалями оцениваются умственные способности. И не внешностью, и не манерой держаться. А жизнью. Жизнь экзаменатор и судья в последней инстанции. Вот же, как монета на ладони, соискатель желтого саквояжа, а сам того и не ведает, рассуждает, уму-разуму учит малограмотного завскладом и не знает, каким макаром теперь заставить его вынести саквояжик с открытками. Страсть, страсть, каких только преступлений под ее хоругвями не свершалось. Ох уж, эти коллекционеры! В принципе ведь без разницы, что копить и из-за чего идти на преступление — из-за накопительства денег или из-за открыток. Миллионеры, по сути дела, те же коллекционеры.
— Разрешите взглянуть, — потянулся к монете Пичуга. — Поразительно! — Он взвесил ее на ладони. — Восемнадцатый век. И большая какая! А я что-то не заметил у него старинных денег.
— Сколько угодно, — добродушно хмыкнул Гайнан. — И на столе лежат, и под столом. А что упало, то пропало. Если у тебя дома валяется на полу копейка, то она, значит, уже не обязательно твоя. Так что вот так. А-ля, ма-фо... — Он взял у Пичуги монету и сунул в карман. — Кстати, там, под столом, и саквояжик тот самый пылится.
— Какой тот самый? — непонимающе пожал плечами Пичуга и побледнел. Это не ускользнуло от цепкого взгляда Гайнана, который и надеялся по первой мгновенной реакции на физиономии оппонента внести существенную определенность в свои предположения насчет настоящего хозяина пистолета. Гайнан не сомневался в достоверности рассказа Анатолия Жбанова о находке в печи, можно же быть хозяином, какой-то вещи и рабом кого-то.
— Желтый, — охотно пояснил Гайнан, — желтый саквояж, тот самый, из-за которого я не смог с Толиком договориться.
— Здесь я и живу, — обретая обычный цвет лица, но мрачнея высоким красивым лбом, произнес Пичуга, будто Гайнан не о саквояже вожделенном заговорил, а о его, Пичуги, местожительстве. Они остановились у крыльца двухэтажного бревенчатого дома. — Зайдемте.
— С удовольствием, — ответил Гайнан, — люблю ступать в незнакомое.
Но они не ступили на крыльцо старинного бревенчатого дома со сводчатыми окнами, а прошли во двор, где жались друг к дружке несколько убогих одноэтажных домишек. Зашли в крайнюю, самую-пресамую позорную халупу, прошли общей, установленной вонючими керосинками кухней, очутились в тесном коридорчике, где Пичуга долго бренчал в потемках ключами, отпирая невидимую дверь. Наконец дверь поддалась, и они оказались в неожиданно уютной комнате, оклеенной улыбающимися кинозвездами из «Советского экрана» и еще каких-то журналов с иностранными буквами.
— Проболтался... Ж-жбан-Жбанович, сволочь! — презрительно проговорил Пичуга. — Никому довериться нельзя. Присаживайтесь. Чай, какао?
— Лучше водки.
— Водки нет, — растерялся Пичуга.
— Какой же ты мужик? — Гайнан вздохнул, расстегнул! портфельчик, извлек двумя пальцами поллитровку «Московской». — Знакомство не чаем спрыскивают.
— Знакомство?
— Да, да, настоящее знакомство. — Гайнан освободил горлышко бутылки от пробки. — Давай тару.
Выпили, закусили. Гайнан поведал в нужном ракурсе о переговорах со Жбаном.
— На тебя ссылался. Ты, мол, хозяин пистолета.
— Я хозяин пистолета? —изумился Пичугин.
— Да ты не волнуйся.
— Ничего себе заявочки! Шьют дело о хранении огнестрельного оружия — и не волнуйся.
Читать дальше