Действительно, заведующий сельмагом, одноглазый пончик в выцветшей гимнастерке, уговаривать себя не заставил, сказал, почтительно глядя то на гвардии майора, то на бухгалтершу мельзавода: «Пожалуйста, с весны в амбаре нашем ветер гуляет». Дал ключи. Аширов попытался выяснить, сколько должен будет за услугу, завмаг лишь отмахнулся: какие, мол, счеты?!
— Вот всё,— радостно улыбнулась Светлана Петровна, когда они пошли обратно. Но гвардии майор был невесел.
— Как же мне пятьдесят тонн муки к магазинчику перетащить? На мотоцикле?
— Почему на мотоцикле?.. Зайдите к нашему директору. У нас же и конюшня имеется. Хотите, вместе зайдем?
Рыжий туз встретил давешнего майора и своего главбуха радушно. Узнав, в чем загвоздка, высунул голову в предбанник и зычно приказал:
— Начальника конпарка ко мне!
Седенький старичок в сером рабочем халате, кепке, с огрызком карандаша за ухом, оказавшийся начальником конпарка, дело свое знал: приказ директора помочь майору — это все хорошо, поможем, но лошади не люди, бесплатно работать не привыкли. Договорились: на операцию — семь подвод, шесть возчиков, за ударный труд — пять мешков муки. Не едят лошади муки? Эге, еще как едят!
— Грабеж средь бела дня,— констатировал гвардии майор, но другого выхода не было.
Пока конгужевая гвардия собиралась, Аширов вновь заглянул к Светлане Петровне.
Она вспыхнула, как чайная роза в мае. Он щелкнул каблуками, уронил голову в поклоне и жарко от имени всей воинской части, отправляющейся на днях на фронт, поблагодарил за неформальный подход к своим обязанностям и предложил отметить вечерком удачно сформировавшееся дело.
Она не ответила, но было ясно — согласна. Стеснялась сразу обрадоваться, слишком долго она ждала этой минуты, может быть, всю жизнь. И не было сомнений, что эта минута именно та, заветная, что этот человек — именно тот, единственный, лично ей ниспосланный.
— И последняя просьба, несравненная Светлана Петровна, где бы мне с моим помощником и мотоциклом запарковаться? Самый, пожалуй, сложный вопрос...— прищурился Аширов.
— Ба-а, таким дорогим гостям у нас всюду рады. Не беспокойтесь — и крыша над головой будет, и все остальное...— сказав такое, Светлана Петровна зарделась пуще прежнего.
Грузчики работали до вечера.
Когда в бревенчатый амбар, служивший сельмаговским складом, снесли последний мешок муки, было уже темно. Аширов замкнул тяжелую скособоченную дверь и зло закурил: уже ночь на дворе, а от Светланы Петровны ни привета, ни шиша... Обманула?
У мотоцикла, где остался Генка, послышались голоса. Аширов вгляделся в тьму: помощник стоит с какой-то незнакомой кралей и показывает рукой в сторону склада. Краля рассмеялась, хохотнул и Генка. Гвардии майор развел складки под ремнем и неспешно направился к мотоциклу. Всё на мази, Светлана Петровна прислала связную.
На следующий день всю дорогу из Печищ Аширов благодушно посмеивался. Генка в люльке, полуживой с похмелья, после каждой дорожной кочки хватался за грудь, словно бы удерживая в ней душу, чем доставлял шефу нескрываемое удовольствие. Аширов смеялся и подбадривал:
— Ничего, к обеду оклемаешься.
— Дай похмелиться, — начинал канючить Генка, улавливая в голосе друга детства сочувствие. Но тот обрывал:
— Нельзя! Доберемся — другое дело, хоть с макушкой окунись.
У Аширова голова с похмелья не болела. Не спал ночь, но пил мало, уж выбирай: или водка, или баба. А баба... А Светочка-конфеточка оказалась на удивление сладенькой. «Все-таки женщины в отличие от нас способны на самозабвение», — думал Аширов, в деталях восстанавливая страсти минувшей ночи и улыбаясь воспоминаниям. Неужели вот так вот с первой же встречи можно всерьез говорить о любви? И они ведь все искренни, они не обманывают, как он... Они обманываются. И обманывает их, водит их за нос, забавляется ими всласть, извлекая выгоду за выгодой, он, его превосходительство князь Аширов. Уму непостижимо, ведь трелям его соловьиным верят. Он обещал вернуться за ней, за своей Светочкой-конфеточкой, ровно через две недели, а она и уши развесила. «Буду ждать», — сказала на прощанье и заплакала, обеими руками снимая с лица горошины слез. Наверное, отца на фронт так не провожала, как... Аширов хотел сказать себе «возлюбленного», а сказал вдруг: «Как дезертира и афериста». И от души расхохотался.
У парома, пропуская крытые военные грузовики, застряли. Сзади к мотоциклу подкатил милицейский «козлик» — крытый тентом «ГАЗ-67». Сорвиголова заволновался, похмелье его мигом отлетело. Он выбрался из коляски и, жалко улыбаясь, скрылся в кустах, по малой нужде якобы.
Читать дальше