Ахат Мушинский - Шейх и звездочет

Аширову минуло тогда двадцать четыре года. Позади семь классов образования, трехгодичная совпартшкола, учительство в сельской школе. К тому времени он уже нажил двух сыновей, но жену имел еще только первую.

С дядиной ли помощью, с божьей ли — Аширов легко устроился учетчиком-нормировщиком в местный совхоз, а затем экспедитором в отдел рабочего снабжения. Работка не бей лежачего. И с жильем дядюшка подсобил — прописал у бывшего сослуживца, бухгалтера, полуслепого Игнатия Сильвестровича. Комнатка получердачная, зато почти с круговым обзором и отдельным выходом. Живи, как говорится, размножайся. Однако лафа скоро оказалась под угрозой: Государственный комитет обороны объявил перекомиссовку для всех инвалидов до пятидесяти лет возрастом. Аширов был здоров, как племенной бык, и душу его грела вчетверо сложенная в нагрудном кармане пиджачка медицинская справка о туберкулезе легких, которую он раздобыл здесь же, в Ступино. Но она, несмотря на все авторитетные печати, с последним указом Госкома обороны превращалась в филькину грамоту. Аширов помчался к всемогущему дяде — тот в командировке.

Было отчего впасть в отчаяние.

Уткнувшись сократовским лбом в стекло веерообразного окна, Аширов озирал округу и думал: что за дыра это Ступино, вроде столица рядом, а не приведи господь здесь увязнуть. Только что он выпил стакан самогонки. Желанный хмель не брал. У него и водочка имелась, две поллитровки, но это энзе, мало ли какие проблемы придется решать. Аширов знал ее хитрую силу в толчее людских взаимоотношений и сравнивал с живой водой: плесни на мертвое дело ( дело — не тело), и оно зашевелится.

Вечерело. Сумеречно было и на душе. Аширов с презрением наблюдал, как к дому приближался мелкими шажками слепца хозяин дома. Вспомнилось, что тот собирался с утра в Каширу на перекомиссовку. Аширова точно кипятком ошпарило, как же он раньше недопетрил?! Схватил бутылку самогонки, нет, не то, тут водка нужна, она самая. К поллитровке прихватил шматок сала, банку тушеной капустки и припустил по лестнице вниз.

— Игнатий Сильвестрыч, здрасьте! Ну, что Кашира? Не уличила в симуляции?

— А то как же! Замка-то на двери не вижу. Помоги.— Хозяин поднял на постояльца огромные под луповидными очками глаза и протянул ключ.

— Это мы могём.— Аширов мигом отцепил подвесной замок.— А я думаю, намаялся мой хозяюшко по военным комиссиям, изголодался, как волк, а дома-то, скажите, кто холостяка с горячими щами дожидается?! Прихватил я тут кое-че... Да и самому не скучно будет в компании посумерничать.

Игнатий Сильвестрович захмелел после первого же стакана, который заглотил одним махом.

— Ого! — воскликнул молодой постоялец, с уважением глянув на хозяина, когда тот с треском поставил пустой стакан на старенький столик.— Я так лихо не могу.— Аширов отглотнул пару раз, сморщился и, не переведя духа, сунул в рот капусты.— Угощайтесь, Игнатий Сильвестрович, вот сальцо, эх, как оно после водочки-то! А-а?!

— Сальцо, сальцо... Я им: где-нибудь во втором эшелоне сгожусь, может, а они — вам бы, папаша, с вашим зрением до дому добраться.— Игнатий Сильвестрович сплюнул пережеванную кожурку сала на пол.— Вот новые очки в Кашире приобрел. Случайно. Но получше моих прежних.

— Можно посмотреть?

— На.— Он скинул их с носа, будто какую-то обрыдшую тяжесть, и слепо нашарил на столе новую дольку сала.

Аширов нацепил очки.

— Ни шиша не вижу.

— То-то! — Игнатий Сильвестрович поднялся с табурета и, вытянув руки, прошаркал к пиджаку на гвозде за дверью, достал папиросы, закурил.— Пять лет назад на картошке в деревне опрокинулся в подпол... С тех пор сколько?.. И вот... Сперва, вроде, близорукость — чепуха... А теперь почти не вижу. Ты передо мной — пятно и только. Плесни-ка еще..

Аширов вернул очки, наполнил стакан, добавив из своего.

— Ты знаешь, как я стрелял? — пьяно всхлипнул Игнатий Сильвестрович.— Ваарашиловский стрелоок я-я, понимаешь?! A-а, да что теперь!..— И опять разом выпил.

— Вам дали в Кашире какую-нибудь бумаженцию... справку, что ли, отпускную?

— Со всеми печатями. Комиссован под чистую. Во-о... С этой бумажкой послезавтра и оформят белый билет.— Он вытащил из заднего кармана брюк бумажник, безошибочно извлек оттуда аккуратно сложенный листок, развернул, не разобрал медицинских каракулей и бросил на стол. Аширов подхватил листок:

— Да, печати красивые. Кто их шлепает?

— Сержант в юбке, регистраторша... После заключения глазника.