Сид Чаплин - День сардины

— Вот видишь! — сказал Спроггет.

— Почему ты не уважаешь старшего?

— Я ж вам говорю: он ко мне пристает.

— Его обязанность следить за ходом работ. Ты меня огорчаешь, Артур. Я столько сделал, чтобы устроить тебя сюда, и вот благодарность — ты дерзить начал. Если это повторится, придется доложить хозяину.

— Но, дядя Джордж, я же работаю на совесть.

— А вот он на этот счет другого мнения, верно, Сэм?

— Бездельник, каких свет не видал: еще удивительно, как он себе шею не свернул, — спит на ходу.

— А вы брехун, каких свет не видал.

— Еще одна дерзость, и ты вылетишь отсюда.

— Ну вот что, замолчите оба, — сказал дядя Джордж, и я вдруг понял, почему он выслужился до начальника. Мы замолчали и сами радовались этому. — Когда меня нет, здесь распоряжается Сэм. Он старший закоперщик и достаточно опытен, чтоб знать, кого и когда приструнить. Это его долг, и я его поддерживаю.

— Если он меня за дело приструнит, я слова не скажу.

— Молоко на губах не обсохло, а уже в начальники лезет, — сказал Спроггет.

— Я тоже могу выписать путевой лист, — сказал я. — Так или эдак.

— Это еще что? — сказал дядя Джордж.

— Я говорю — так или эдак.

— Прекрати эти глупости и ступай работать, не то живо отсюда вылетишь!

Ну, я ушел — почувствовал, что нечего и разговаривать, все равно выстрел уже сделан. И сделан, заметьте, вслепую. Старик Джордж рассказывал мне как-то про левые заработки — фирма нанимает грузовики, и начальник участка договаривается о цене с подрядчиком. Скажем, сходятся на пятнадцати шиллингах в час, на шиллинг больше, чем сначала запросили; начальнику от этого чистая прибыль. Скажем, работает больше десятка грузовиков по восемь часов в день, шиллинги плывут к нему сами собой, и остается только найти укромное местечко для расчета. И хотя старик Джордж про наших ни слова не сказал, я смекнул, что помощник нужен дяде Джорджу только для того, чтобы проверять водителей, когда его самого здесь нет.

Говорю вам, это был выстрел вслепую, но я надеялся, что попаду в цель и выгадаю на этом. Да только вышло, что я промахнулся и ничего не выгадал. Именно потому, что это была правда. Стоило мне заикнуться про путевые листы, и песенка моя была спета. Я не умею читать мысли, но они сразу оборвали разговор и явно забеспокоились.

Может, не надо было мне этого говорить. Во всяком случае, уже через пять минут я понял свою ошибку. И не только в том была причина, что, занимаясь темными делишками, Спроггет водил знакомство с отпетыми бандитами, а еще и в том, что нельзя наступать на руку, которая тянется к наличным денежкам. Я-то знал, что не пойду доносить на них, но ведь они этого не знали и должны были любой ценой от меня избавиться.

Две вещи сулили мне неприятности.

Началось с того, что один работяга, который раньше никогда со мной не разговаривал, отвел меня в сторонку и даже угостил сигаретой, чтоб я стал откровеннее. Его звали Джордж Стефенсон, но будь это настоящий Стефенсон, не видать бы нам паровоза, как своих ушей. Обычно он слишком уставал и не любил разговоров. А теперь вдруг полез ко мне со своим сочувствием.

— Я видел, как ты отбрил старого Сэма — его давно пора гнать в шею.

— Вот и гони, а я погляжу.

— Он — хитрый черт. А что сказал начальник?

— Что Сэм прав, а я виноват.

— Послушай, — сказал он, — их потому водой не разольешь, что они слишком много знают друг о друге.

— Что же именно?

— Сообрази сам. — И он подмигнул.

— А теперь ты меня послушай, — сказал я. — Терпеть не могу Спроггета, тем более что из-за него у меня неприятности. Но говорю тебе: мой дядя Джордж не такой человек, он незаконными делами не занимается.

— А кто говорит про незаконные дела? — сказал он, испугавшись. — Больно уж ты прыткий. Я сказал только, что они поступили с тобой не по справедливости.

— Спасибо, — сказал я. — Но не смей говорить гадости про моего дядю Джорджа, этого я тебе не спущу.

— Да ты меня не так понял, — сказал он. — Это добрейший и честнейший человек. Знает свое дело и понимает людей, вот только Спроггет ему всю музыку портит.

— Пожалуй, тут ты кое в чем прав, — сказал я. — У Сэма есть один недостаток — левая половина мозгов у него не действует…

— Выходит, он полоумный?

— Ну нет, это преувеличение, — сказал я. — Потому что правой половины у него и не бывало.

Мы были изящны, как пара битюгов, возивших пивной фургон, но хотя он лез вон из кожи, я его, кажется, все-таки переплюнул. Мне хотелось его понять. По-моему, он был в курсе дела и в награду получил пинту пива. Он удовлетворился этим, потому что был слишком глуп, чтобы извлекать доходы посущественней, но в душе все же досадовал, что его обошли. Я это понял, когда он засмеялся затасканной шутке насчет мозгов. Очень уж искренний был смех.