Александр Петров - Меморандум

— Насколько я помню, перед концом должен быть расцвет православия на малый срок.

— Верно, — откликнулся старик, убравший со стола и прилегший на кровать. — А перед расцветом — третья мировая война, которая истребит две трети человечества.

— Так вроде бы Россию эта война не заденет. Там китайцы должны размолотить Запад, а мы остаемся в стороне.

— Как не заденет? Такого не бывает, чтобы мировая война кого-то не задела бы. Еще как заденет…

— И сколько до войны осталось нам?

— Дни, сынок, считанные дни, — полушепотом произнес попутчик. — Плод созрел, того и гляди падет на землю. — Он приподнялся на локте и взглянул на меня поверх стола. — Знаю еще двух человек, они устали вымаливать у Господа мирные дни — один за другим. Люди совсем пали, как во времена Лота в Содоме. Меч великого гнева Божьего занесен над нашими головами.

— Ты, отче, сказал «еще двух человек». Так может, ты один из них?

— Сего, чадо, разглашать не могу. Ибо нищ аз есмь и окаянен.

— Ну, это понятно, — прогудел я, принимая условия аскетической конспирации.

Только, подняв глаза на старика, я осекся и пристыжено умолк. Меня полоснул по лицу, прожег до сокровенной глубины души невозмутимый лазерный взор мудреца. Я будто на минуту ослеп, и вдруг вспомнил слова одного пророка: «В последние времена истинных монахов — молитвенников за весь мир — останется лишь трое. По сути, они станут управлять событиями вселенной. Только их Господь и будет слушать». Честно сказать, мне стало страшно. Я вскочил, опустил ноги на ковровую дорожку пола и в смятении поднял глаза на старца.

— Не страшись, чадо, мы в руках Божиих. Нам ли бояться предреченного! «Ей гряди, и гряди скоро!» За грозными событиями настанет долгожданное Второе Пришествие Спасителя, и суд!..И найдет великая любовь на человеков. И не будет больше зла и скорби, но блаженство и свет великий. «Если с нами Бог, то кто против нас!»

— Да, да, отче, я тоже люблю перечитывать послания апостола Павла. Замечательный ритор! Богом избранный.

— Скоро ты с ним лично встретишься…

Наступила тишина. Мягко постукивали колеса, поскрипывали невидимые крепления, за окном неслись заснеженные поля, заиндевевшие деревья, укрытые снегом дома, редкие прохожие в облаке морозного пара.

А как же мои грандиозные планы, подумалось мне. Я ведь столько еще должен успеть. А как же дети? Те самые ясноглазые мальчишки и девчушки, которые каждое воскресенье так радуют меня, важно ступая ножками от золотой чаши с Причастными Дарами. Как же они? Ведь именно им надлежит вступить в бой с антихристовым полчищем, им предстоит освобождать Константинопольскую Софию! Впрочем, да… После войны на уничтожение придет Царь, и настанут великие дни торжества Православия по всей Земле. Пока он будет править Святой Русской империей, пока соберет детей света от четырех ветров под свое орлиное крыло, пойдет отсчет тех самых «малых времен», которых может быть, согласно пророчеств, года два, а может, и все тридцать лет. Тогда остается лишь один вопрос: моё-то какое место в грядущих событиях? Мне-то куда податься?

— Придет время, Господь Сам управит твой путь, — откликнулся едва слышно старец, прочитав мои мысли. — Будь чист, аки голубь, и мудр аки змий. Не отсекай добрые помыслы, что от Ангела, внимай совести своей — и довольно с тебя. Все будет хорошо.

Проснулся я, когда поезд встал на Казанском вокзале Москвы. Из вагонов посыпались люди с сумками, заелозили носильщики с вагонетками… Старика в купе не было. На аккуратно убранном столике стоял, прислоненный к пустому стакану крошечный образок «Державной», я взял его в руки, приложился лбом и положил в левый карман рубашки. Оттуда, во время моих энергичных перемещений по вагону, вокзалу, метро, исходило тонкое тепло — оно меня успокаивало и разливало незримый таинственный свет вокруг.

Михаил Борщов воспитывался матерью, которая выставила отца мальчика из дому еще в тот период, когда младенец только учился проситься на горшок. Мама служила редактором в толстом журнале, курила «Беломор» и хрипло раздавала команды налево и направо. Когда Миша заканчивал школу, она сделала звонок декану, и тот пообещал: мальчик поступит, он за этим проследит, но за это две… нет — три его статьи она поместит в их уважаемом журнале. Еще абитуриентом Миша почувствовал себя в рассаднике девичьей красоты — это его обрадовало, но затем услышал расхожую поговорку: «Женщина-филолог — не филолог, мужчина-филолог — не мужчина» — и загрустил.