Мэтью Квик - Прости меня, Леонард Пикок

– Нет, мне не нужен, твою мать, кадмиево-оранжевый!

Заметив меня в дверях, она поднимает указательный палец и машет рукой, чтобы я уходил.

Уже на кухне я жду ровно пять минут, а потом решаю сделать сам всю подготовительную работу.

На разделочной доске я нарезаю три банана. Очень аккуратно, тонюсенькими ломтиками. Затем вбиваю в блинную смесь молоко и яйца, а напоследок добавляю туда шоколадную крошку и кусочки банана. Сбрызгиваю сковородку и ставлю на огонь.

– Линда? – кричу я. – Мама?

Она не отвечает, поэтому я решаю сам испечь оладьи. Ладно, достаточно и того, что мы будем есть их вместе с Линдой.

Я наливаю в сковородку немного теста, оно шипит и пузырится, а я тем временем наливаю теста еще на три оладьи. Переворачиваю все четыре и включаю духовку, чтобы готовые оладьи не остыли, пока я готовлю следующую порцию для мамы.

– Линда? – (Нет ответа.) – Мама? – (Нет ответа.)

Я ставлю готовые оладьи в духовку и наливаю на сковородку еще теста.

Похоже, я слегка перестарался, но я продолжаю печь оладьи, и к тому времени, как я заканчиваю, оладий у меня на семью из десяти человек.

– Мама?

Я иду в кабинет, а она снова орет в телефон.

– Пусть Жасмин катится куда подальше! – вопит она и вздыхает.

Она смотрит в окно.

Она снова стала рассеянной.

Теперь уже я вздыхаю.

Возвращаюсь на кухню.

Ем свои оладьи с бананом и шоколадной крошкой.

Они обалденно вкусные.

К черту Линду!

Она много теряет.

Она могла бы получить на завтрак обалденные оладьи.

Я мог бы простить ее.

Но вместо этого я сую все оставшиеся оладьи в измельчитель пищевых отходов.

Туда же попадает несколько осколков зеркала.

Я позволяю машине с хрустом пережевывать отходы, пока ее наконец не заклинивает, и тогда я снова слышу, как Линда громко материт своих служащих.

Она так и не выходит из кабинета – даже тогда, когда я срываюсь с места и захлопываю за собой дверь с такой силой, что весь дом буквально трясется.

Папочка!

Это твоя дочка С.

Я пишу тебе на свой восемнадцатый день рождения – ну, если быть точной, то на следующий день, так как уже далеко за полночь. Я управляю лучом маяка, потому что ты снова уснул в своем кресле: от старых привычек так легко не избавишься. Я собираюсь отдать тебе письмо завтра, когда впервые покину Аванпост 37, чтобы ты никогда не забывал, каким замечательным у нас был этот день.

(Примечание на полях. Звезды сегодня просто потрясающие – в них как будто бы можно плавать. Кассиопея светит особенно ярко.)

Подозреваю, что ты злишься на меня из-за моего желания уехать, хотя ты не сказал мне ни слова. Ты думаешь, будто я уезжаю, чтобы найти себе парня, по крайней мере, ты меня постоянно так дразнишь. (И клянусь, если ты еще хоть раз произнесешь слово «гормоны», я тебя просто убью!) Да, я действительно хотела бы обзавестись парнем (ПОТОМУ ЧТО ЭТО НОРМАЛЬНО!) и познакомиться с людьми своего возраста в этом ужасном городе из труб, но, кроме того, есть еще много вещей, которые я желала бы сделать.

Я хочу увидеть сушу.

Я ее никогда не видела.

Я хочу постоять на твердой земле.

Такая простая, но очень важная вещь для девочки, всю жизнь прожившей на воде.

И ты наверняка с этим отчасти согласишься, хотя и считаешь, что достоинства суши явно переоценивают.

Я жду не дождусь, когда смогу ходить на занятия с ребятами своего возраста, хотя ты мне не раз твердил, будто люди не всегда способны к проявлению любви и пониманию, которые я привыкла видеть от тебя, мамочки и дедули. И все же мне не терпится обрести самостоятельность, чтобы иметь возможность общаться с самыми разными людьми! И мне хотелось бы найти кого-то, кто каждый раз целовал бы меня при виде падающей звезды, как ты целуешь мамочку. И я надеюсь преуспеть в колледже, ведь я очень хорошо сдала вступительные экзамены, и вообще, ты еще будешь гордиться мной, поскольку я непременно внесу свой вклад в создание нового мира.

Спасибо за то, что испек оладьи на мой день рождения.

И пусть тебе пришлось использовать смесь для выпечки хлеба и ты сказал, что эти оладьи и рядом не стояли с теми, которые ты ел в детстве, так как у нас нет «сиропа», потому что на земле практически не осталось «кленов». Но я оценила твои усилия, особенно когда услышала историю о том, как ты еще ребенком пек со своей мамой оладьи – с «шоколадной крошкой» и желтыми фруктами, которые ты называешь «бананами». Я надеюсь когда-нибудь попробовать бананы. Мне хочется верить, что они до сих пор существуют в городе с закрытыми переходами, где по-прежнему имеется куча самых разных вещей – вещей, о которых мне оставалось только мечтать, вроде магазинов, и ресторанов, и кошек, и собак, и кинотеатров, и обзорных площадок, и множества всего остального, что мы видели с помощью луча визуализатора, когда хватало силы сигнала.