Халльгрим Хельгасон - Женщина при 1000 °С

– Нет. Я единственный оставшийся в Европе исландский ребенок.

Мы дошли до дверей; казалось, из-за злости запах ее духов стал сильнее и лился на меня из ее взлохмаченных волос и груди, которая больше не скрывалась под шелком, а только под телесного цвета военным бельем: у халата развязался пояс, и его полы свисали с боков, словно театральные кулисы, окаймляющие сцену великой трагедии.

– Чушь собачья! Не надо мне тут лапшу на уши вешать! Вон! Ишь, сует нос в чужую личную жизнь! Я сказала: вон!

– Портфель, – пропищала я.

– А? Где он? – завопила она, словно разъяренная учительница.

Вместо ответа я проскочила в коридор, добежала до дивана и забрала свой школьный рюкзак – кожаную торбу, которую мальчишки называли «Германия» и которая действительно напоминала ее по форме.

Но едва я вышла в коридор, в дверь позвонили. Учительница поспешно спрятала свою злость, завязав ее поясом халата на бантик, метнулась к зеркалу в середине коридора и в мгновение ока преобразилась из человека в проститутку. Я пробралась мимо нее с шуршанием, потому что школьная торба чиркала по ворсистым обоям. Школьный звонок позвонил во второй раз, и женщина пошла за мной, улыбнулась мне холодной улыбкой, а потом открыла дверь и сказала: « Guten Tag » [98].

На пороге стоял молодой Offizier с пузцом, в холодно-зеленой форме. Его усы слегка пошевелились, когда он посмотрел на меня, думая: «Кто это: А) Дочь веселой женщины? Б) Самая младшая представительница древнейшей профессии? В) Тот, кто до меня лежал в постели?» Я прошмыгнула мимо его раздумий и взлетела вверх по лестнице, твердо решив впредь не ошибаться звонком.

Однако по пути наверх, к Аннели, приоткрылась дверь на следующем этаже – в другой класс. Почтенная пожилая дама с желтоватой кожей и седыми волосами, расчесанными на прямой пробор, придававший ей сходство с бабушкой Георгией, спросила меня, не могу ли я оказать ей услугу: сходить в магазин вот с этими деньгами и купить на них улиток с корицей . Ей так сильно хочется улиток с корицей . Она так сильно подчеркнула это слово – улитки с корицей , – словно хотела выпечь их у себя во рту. Она произнесла это слово так аппетитно, что мне вдруг тоже нестерпимо захотелось улитку с корицей .

Старушка не выглядела немощной, а свое нежелание ходить в магазин объяснила тем, что боится выходить в «Германию». С точки зрения этой мягкоголосой вежливой дамы, оккупация распространялась только до ее порога, на который она выставила свою ногу в хорошей туфле.

Она считала, что за ее порогом еще сохранилось что-то, что можно было назвать «Данией». В общем, она была права: я увидела, что пол был ровным, как поле, а над столами – полный штиль: маленький датский флажок на серебряном флагштоке возле большого черного телефонного аппарата висел не шевелясь. В сущности, эта «страна» была не лишена сходства с той, которую датчане смастерили потом и назвали «Леголанд» и которая родилась из их глубокой внутренней потребности создать себе вечную родину детства – Lille Danmark [99], которую никто не оккупирует и не отберет у них. (Вот вам еще тема исследования для фрейдистов: почему все самое великое, чем обладают датчане, так мал о по размеру – Леголанд, Русалочка, Гадкий утенок и т. д.)

В глубине квартиры послышалась знакомая мелодия: Stemningsmelodi [100]; ее иногда играла нам бабушка, а еще ее пела наша Эльса Сигфуссдоттир; она была частой гостьей на банкетах в посольстве, а также выступала в «Морском» на Скагене, как и тетя Лоне. Эльса была суперзвездой в те годы в Копенгагене, а со звездностью все так же, как с любовью: что больше всего жаждешь, то первым и утратишь.

Я сбегала в булочную за улитками с корицей и незамеченной вернулась в дом номер шесть, прокралась мимо квартиры на первом этаже, а потом меня впустили в квартиру на втором. И только тогда я сообразила, что старушка втихаря напилась. Она показывала мне свои пластинки – слишком долго, говорила об «Эльсе Сигфусс» – слишком долго (когда выяснила, что я исландка), потом показала мне свои запасы, которые в основном нанесли в дом ее сестры, потому что сама она не выходила за границу-порог с самого дня оккупации семь месяцев тому назад. В основном это были консервы, мешки картошки, мыло, сыр, колбаса, но также и книги, и журналы, и море ликеров. Сейчас я понимаю, что это была очень даже неплохая оккупация.

– Пойми, мне опасно для жизни выходить из дому. Я такая импуль сивная . Я же сразу наброшусь с сумочкой на немецкого солдата, и тогда сидеть мне к вечеру в холодной камере. Однажды я была в Королевском театре и громко сказала «Нет!» прямо посреди представления. У меня это просто само вырвалось.