Ирина Муравьева - Оттепель. Льдинкою растаю на губах

Подъехал автобус, из которого выпрыгнула Инга, за Ингой Пичугин, за Пичугиным взволнованные гримерши, и, наконец, последней, грозно и тревожно хмуря брови, вылезла Регина Марковна.

— Ну, как тут у нас? — шевеля бровями, спросила Регина Марковна.

— У нас порнография тут. Погляди, — сказал Хрусталев, кивая на красные флаги и ленты. — Придется сдирать.

— Почему? Пусть висят.

— Тогда ты сама будешь и оператором. Не все же в помрежах ходить. Поработай!

— Иди, Виктор, в жопу! — сказала она. — Ребята! Знамена снимайте! Быстрее!

Работа закипела, если только можно употребить это энергичное слово применительно к неторопливому и слегка избалованному коллективу «Мосфильма». Но кабель разматывать все-таки начали и аппаратуру уже подтащили.

— Скорее! Скорее! Ведь свет-то уйдет!

Регина Марковна зря напрягала горло: первый съемочный день начался вполне благополучно. Из черной служебной машины, сильно забрызганной проселочной грязью, вышли трое: Марьяна, Егор и Георгий Таридзе. Марьяна была очень сильно взволнована, а Мячин вообще сам не свой. Хрусталев увидел, как она сразу начала оглядываться и радостно вспыхнула, заметив его. Хотя бы она здесь не плакала, дурочка! Он быстро отвернулся, но она уже спешила к нему, и, чем более она приближалась, тем ярче становился свет на ее лице.

— Вы здесь уже, Виктор Сергеич?

Он медленно оглядел ее с головы до ног — оглядел так, как оглядывают только свою собственность, — и она поймала этот взгляд, поняла его и смутилась.

— Наверное, вами Регина займется, — сказал он. И спрятал глаза. И нахмурился. — А мне, извините, не до разговоров.

Она растерялась. Хрусталев сразу почувствовал что-то вроде раздраженного удовлетворения: ведь он объяснял ей вчера, что никто не должен про них ничего заподозрить, а ей — словно с гуся вода!

— Марьяна-то где? Где Марьяна-то, господи! — Регина Марковна металась от Мячина к Таридзе, не заметив, что Марьяна уже ускользнула к Хрусталеву.

— Да вон, с оператором нашим воркует! — сказал дружелюбно Георгий Таридзе. — Регина, возьми мандаринчик! Сухумский, сам тает во рту!

— Иди, Гия, в жопу! Не до мандаринчиков!

И растрепанная Регина Марковна заторопилась к Марьяне:

— Скорее, Марьяна! В гримерной все ждут!

— Желаю удачи вам, Виктор Сергеич, — сказала Марьяна спине Хрусталева.

В гримерной между тем происходил разговор, доставляющий явное удовольствие гримершам Лиде и Жене, а Инге Хрусталевой, над волосами которой колдовала Женя, был в тягость.

— Вы, Инга Борисовна, не беспокойтесь, — тягуче и сладко приговаривала Женя. — У нас коллектив очень дружный, веселый. И даже вот Виктор Сергеич — как выпьет — со всеми сидит, тоже песни поет…

— Да? Песни поет? — Инга вскинула брови. — И как? Хорошо у него получается?

— Ну, он же — фактурный мужчина! Конечно!

— На таких, как он, я вам скажу, Инга Борисовна, женщины сами вешаются. Таких мужчин даже и упрекать нельзя! — вмешалась Лида, не желая, чтобы Женя оказалась лидером беседы. — Вот, скажем, Оксана была, Голубеева, хотела Марусю играть…

— Ах, да! Кстати! — и Инга вполне достоверно закашлялась. — А кто же теперь у нас будет Марусей?

Гримерши обидчиво переглянулись.

— Хорошенькая. Низ лица только, знаете, слегка грубоват. — Лида громко вздохнула.

— Нисколько он не грубоват, не придумывай! — сказала ей Женя. — Глазищи размером с кулак. Нет, хорошая! Егор отыскал. Говорят, что студентка.

Студентка, внешность которой именно сейчас обсуждали в гримерной, вошла, постучавшись. За ее спиной возвышалась Регина Марковна.

Глаза их встретились в зеркале.

— Ой! Здравствуйте, Инга! — сказала Марьяна.

Она растерялась так сильно, что даже гримершам вдруг стало неловко. Вот вам и студентка, вот вам и Маруся! Застыла на месте, ресницами хлопает.

Инга отвернулась от зеркала. Несколько секунду они молча смотрели друг на друга, но тут же Инга весело и приветливо улыбнулась, протянув Марьяне обе руки из-под наброшенной ей на грудь и плечи белой капроновой накидки.

— А ты здесь откуда?

— Марусю играю, — шепнула Марьяна. — Меня пригласили. Но вряд ли я справлюсь…

— Кого они пробовали? Я слышала, что Голубееву эту? Она же везде просто влезет без мыла! — сказала не в меру веселая Инга. — И что? Неужели ее завернули?

И Лида, и Женя молчали. Регина Марковна решила, что пора вмешаться.

— Марьяночка в пробах всех очаровала! Ее Хрусталев преподнес в разных ракурсах, и все согласились, что это — шедевр!