Катя Миллэй - Океан безмолвия

До приема у психотерапевта еще час. Ашер говорит, что отвезет меня. Я и сама могу доехать, но прием назначен на половину четвертого, а в моей практике это — час, когда из щелей выползает всякая нечисть. Так что от компании я не откажусь, тем более что соскучилась по брату. Ашер, конечно, младше меня, но, по-моему, таковым себя не осознает. Ради меня он земной шар перевернул бы, если б это помогло, но, поскольку такие усилия ни к чему бы не привели, он чувствует себя неудачником.

По дороге Ашер развлекает меня рассказами о школе. Он в одиннадцатом классе, среди учеников пользуется авторитетом. Бейсбол, в отличие от музыки, обеспечивает популярность. Ашер встречается с девчонкой по имени Аддисон. Мне хочется сообщить ему, что ее имя, к сожалению, означает «сын Адама». Думаю, на его отношение к ней это никак не повлияет, ибо, по словам Ашера, она красотка , хотя, подозреваю, он не все мне рассказал. Он, конечно, имеет право говорить что угодно, дабы спасти свой престиж, но, зная Ашера, могу с уверенностью сказать, что девушка должна обладать более существенными достоинствами, чем просто красивая внешность, чтобы поддерживать в нем интерес к себе. Зря он беспокоится. Если он с ней ошибся, дебилом я его не назову. На свете и без него дебилов хватает. И я рада, что мой брат не принадлежит к их числу. В этом году у него два предмета по программе повышенной сложности, на два больше, чем у меня; через несколько недель он сдает итоговый экзамен, результаты которого будут направлены в вуз, выбранный им для поступления, поэтому он сейчас в запарке, зубрит, как ошалелый, и мне предложено, если я пожелаю, помочь ему в подготовке к тесту. Не знаю, в чем должна заключаться моя помощь, но мое молчание явно будет помехой, так что, полагаю, ему придется справляться самому. За пятнадцать минут езды я получила полное представление о том, что происходило в последние семь недель в незатейливом мире Ашера Уорда. Недаром его имя означает «счастливый».

И вот я на приеме у психотерапевта. Покорно высиживаю весь сеанс, хотя и молча. Исключительно с той целью, чтобы меня не доставали. Я не уверена, что есть какая-то польза от нерегулярных посещений психотерапевта, но мой приход к врачу всем демонстрирует, что я стараюсь вылечиться. Я не стараюсь. Хожу лишь для того, чтобы меня оставили в покое.

Я — специалист по всем методам психотерапии. Одно мне не удается: сделать так, чтобы хотя бы один из них подействовал на меня. Родители приставили ко мне психотерапевта, еще когда я лежала в больнице. А как еще помочь пятнадцатилетней дочери, которую дьявол прибрал к себе, а загробный мир отторгнул?

Я довольно давно общаюсь с психотерапевтами и знаю, что в случившемся моей вины нет. Я не сделала ничего такого, чтобы накликать на себя беду или заслужить наказание. Но от этого мне только хуже. Может, мне и не в чем себя винить, но, когда тебе твердят, что ты стала жертвой случайности, вывод получается такой: что бы ты ни сделала, это не имеет значения. Не важно, что ты все делаешь правильно — правильно одеваешься, ведешь себя прилично, следуешь нормам, — зло все равно тебя найдет. Зло находчиво и изобретательно.

В тот день, когда зло нашло меня, на мне была шелковая розовая блузка с перламутровыми пуговицами и отделанная кружевом белая юбка до колен. Я шла в школу записывать сонату Гайдна для прослушивания в консерватории. Самое обидное то, что мне это даже не было нужно. Соната уже была записана, наряду с этюдом Шопена, прелюдией и фугой Баха. Но исполнением сонаты я была не очень довольна и решила заново перезаписать ее. Может быть, если бы я закрыла тогда глаза на маленькие недостатки, теперь мне не пришлось бы жить с большими.

В любом случае я не совершала ничего предосудительного. Я шла открыто, при свете дня, не кралась вдоль забора в темноте. Не прогуливала школу, не сбегала с уроков. Я шла именно туда, куда должна была идти, точно в то время, в какое полагалось. Тот тип преследовал не меня конкретно. Он даже не знал, кто я такая.

Мне говорят, это была случайность, чтобы я не чувствовала себя виноватой. А я слышу совсем другое: от меня ничего не зависит. А если я не властна над обстоятельствами, значит, я бессильна. Лучше уж быть виноватой.

Я посещала и сеансы групповой психотерапии, но возненавидела их еще до того, как перестала разговаривать. Никогда не понимала, с какой стати рассказы других людей о своих несчастьях должны вдруг притупить мою собственную душевную боль. Все сидят кружком и жалуются на свою несчастную долю. Может, я просто не садистка. Я не нахожу утешения в том, что другие столь же изуродованы и искалечены, душевно и физически, как и я. Как можно чувствовать себя в безопасности, видя вокруг себя столько жертв насилия? Кроме мучений, это ничего не приносит, а мне и своего горя хватает.