Катя Миллэй - Океан безмолвия

Я точно знала, где именно меня нашли: в зарослях природного заказника, отделяющего основную территорию парка, через который я проходила в тот день, от дальней его части. Знала, что меня нашли поздно ночью, так как в тот день разразилась жуткая гроза, во время которой поиски были практически невозможны. К тому моменту уже несколько часов во всем штате была объявлена «желтая тревога». Повсюду разместили информацию обо мне: имя и фамилия, фотография, описание внешности. И после того как меня нашли, это нездоровое любопытство никуда не делось. Людей всегда интересуют истории о трагических происшествиях с милыми девочками. Некоторое время все живо интересовались моей судьбой, особенно в тот период, когда нельзя было сказать, выживу я или нет.

Я знала, что в больнице меня сразу повезли на операцию, и на операционном столе у меня на 96 секунд остановилось сердце, но врачи меня спасли.

Я знала, что со мной произошло, исходя из длинного перечня травм и увечий. И в течение многих месяцев именно так я себя и чувствовала — как перечень травм и увечий. Как сумма ран и повреждений. Все мое тело состояло из боли.

Однажды я услышала, как один из моих многочисленных врачей беседует со следователем (не зная, что я слышу их разговор). Ну как, поймали это чудовище? Следователь ответил: нет, не поймали. Когда поймаете, он должен быть повешен. Он же буквально растерзал бедную девочку. Думаю, доктор был прав, именно такой я себя чувствовала; и если уж врач говорит, что тебя растерзали, он знает, что говорит.

— Ты всегда спал в футболке? До того, как появилась я? — обращаюсь я к Джошу, когда мы ложимся в постель. Ашер не любит спать в футболке. И говорит, что парни вообще не любят спать в одежде, но я не уверена, что это так. Джош всегда спит в футболке и длинных шортах, и в данный момент я тоже так сплю. Джош не разрешает мне складывать его нижнее белье, но то, что я надела его нижнее белье, по-видимому, его не смущает.

— До тебя я спал без ничего, — отвечает он, и я слышу, хотя и не вижу, что он улыбается.

— Ну вот, — я чувствую, что краснею. — Прости.

— Да ничего, — смеется он в ответ. — Это того стоит.

Его ладонь пробирается к моей щеке. Он наклоняется и целует меня, в его губах — приглашение, которое мне рано или поздно придется принять.

— Если б я тебя не знал, я бы подумал, что ты покраснела.

Но он и вправду меня не знает. Совсем.

Впервые за несколько недель мы не торчим полночи в гараже. Еще не поздно, но я говорю Джошу, что устала и хочу лечь. Я не устала. Просто я надеюсь, что он последует за мной. Минут через пятнадцать слышу, как он выходит из душа и забирается в постель рядом со мной. Он целует мои волосы, желает спокойной ночи, потом сплетает свои пальцы с моими; он всегда так делает, как бы напоминая мне, что он здесь, рядом, а может, наоборот, напоминает самому себе, что я рядом с ним.

Я просовываю руку под его футболку, провожу ладонью по животу вверх, останавливаюсь на его груди, чувствую биение его сердца. На мгновение он затаил дыхание: не ожидал от меня такого. Он теплый, крепкий, я хочу трогать и трогать его — всюду. Я должна остановиться, ясно же, к чему это приведет. Но я сама начала и на самом деле не хочу останавливаться.

— Солнышко, — только и промолвил он.

И накрыл мою руку своей, сквозь футболку.

— Сними, если хочешь, — говорю я.

— Давай лучше твою сниму. — Это он пошутил.

— И мою тоже, — отвечаю я, но серьезно. Рукой я чувствую, что он немного напрягся, но к действиям не приступает. С минуту мы просто лежим, дышим и пытаемся прочесть мысли друг друга.

— Разрешаю, — шепчу я.

Мы обнимались и раньше, я гладила его, он — меня. Но никогда не прижимались друг к другу всем телом. На мне, как всегда, одна из его футболок, он стягивает ее через голову, и я позволяю: я этого хочу. Хочу, чтобы он трогал меня. Здесь. Сейчас. Везде. Всегда.

— Жаль, что я тебя не вижу, — говорит Джош.

— Хорошо, что не видишь, — отвечаю я. На мне столько шрамов. Всегда можно сослаться на них, даже если дело не в этом.

С Джошем я чувствую себя спокойнее, чем в любом другом месте на Земле, и я намерена сбежать прежде, чем погублю нас обоих. Но вот он тоже снял футболку и плотно прижался ко мне всем телом, нас ничто не разделяет. Он отводит в сторону мои волосы, бормочет что-то («эти дурацкие волосы всегда закрывают твое лицо»), но его ладонь по-прежнему в моих волосах, и он меня целует, и мы целуемся долго-долго.

Затем он чуть отстраняется, тянется к ночному столику, чтобы взять презерватив, а я думаю про себя: надо сказать ему, что это лишнее. Джош снова склоняется надо мной, начинает меня целовать, и я позволяю себе полностью сосредоточиться на этом. Ведь это — настоящее. Истинное. Единственное, реальное, потрясающее, неподдельное. Его колено между моих ног, бережно раздвигает их, и почти в тот же миг я ощущаю его напор. И вот наступает момент, когда он сознает… когда ему открывается один из моих бессчетных секретов, которые я от него утаила. Он резко останавливается. Замирает, и от этого становится жутко. Перестал меня целовать. Пристально смотрит мне в лицо, и его глаза так близко, кажется, что он читает мои мысли.