Катя Миллэй - Океан безмолвия

— Есть один вопрос, на который я охотно отвечу. Родители твои очень расстроились? — Ластик снова у него в руке. — Не очень. Не думаю, что они расстроились. Во всяком случае, мне они этого не сказали. Они были разочарованы? Может быть. Но если и так, прямо они мне это тоже не сказали. От них я услышал: Конечно, это не тот путь, который мы бы для тебя избрали, но мы просто хотим, чтобы ты был счастлив. Классическая фраза. Наверно, на каком-то сайте вывешена — специально для родителей, потому что они оба сказали мне одно и то же, слово в слово, будто сговорились. Они расстались, когда мне было два года, так что мне пришлось выслушать это дважды. Думаю, Дженис, жена отца, малость прибалдела, но ее мнение меня не интересует. Правда, с тех пор ей это по барабану. — Блин, во чешет, по-моему, ни разу дыхание не перевел. Интересно, должно мне быть стыдно за то, что я хотела бы задать ему все эти вопросы? Наверно, было бы стыдно, если б я лично его пытала.

Клэй, похоже, теперь больше доволен рисунком. Напряжение ушло из его лица. Когда он огорчен, кожа у него на лице натягивается, он теребит нижний край рубашки. Я тоже подолгу за ним наблюдаю. Делать-то больше нечего.

— Но хватит обо мне. Поговорим о тебе. С чего начнем? Держу пари, твой коронный вопрос: Почему ты не разговариваешь? Я ведь прав, да? Но я его пропущу. Есть масса других, более интересных вопросов.

Он задает свои вопросы. Уйму целую. Но, поскольку от меня ответов не получает, придумывает собственные. С большим кайфом сообщает мне, что грядет конец света, потому что Джош Беннетт позволил мне сидеть с ним во время большой перемены, был замечен в том, что обращается к кому-то по собственной инициативе, а главное — не падай в обморок! — улыбается. Я, слушая его новости, тоже улыбнулась, и Клэй, кажется, это оценил.

По его словам, многие считают, что мне удалось проникнуть в «мертвую зону» Джоша Беннетта потому, что я, должно быть, уже мертва. Забавно. Им кажется, что это смешно, а ведь такое объяснение недалеко от истины. Другие уверены, что я являюсь членом некоей секты и промываю Джошу мозги. Это моя любимая версия. Непременно поделюсь ею с Джошем.

— Во всяком случае, с этого дня по поводу недоумка Итана можешь не волноваться, он к тебе приставать больше не будет, — продолжает Клэй.

Я недоуменно смотрю на него.

— Неужели не слышала? — Он таращит глаза от изумления, а мне невдомек, чему он удивляется: знает ведь, что со мной никто не общается. — Сегодня после обеда Итан шел по коридору и хвастался, что ты делала ему минет в туалете.

Я пожимаю плечами. Это не новость. Итан постоянно высирает такое говно, тем более что я, как он думает, не могу оспорить его байки. В школе есть всего три человека, мнением которых я дорожу, а они понимают, что это чушь. Да, пожалуй, и многие другие тоже — те, кто знает цену Итану. Клэй, видать, заметил, что я не шокирована, и его это так поразило, что он взахлеб стал рассказывать дальше:

— Ну да, всем известно, что язык у него как помело. Только на этот раз следом за ним шел Джош. Это было нечто. Мы с Мишель оказались зрителями в первом ряду. Джош припер Итана к стене, а тот: «Я тебя не боюсь, Беннетт». А Джош: «Прекрасно. Тогда следующий раз, как увидишь меня, уноси ноги, иначе, если еще раз произнесешь ее имя, будешь сосать свой собственный член». А самый кайф в том, что Джош даже ни разу голос не повысил. Вылепил все эдаким пугающе спокойным скучным тоном. Потом отпустил Итана и пошел своей дорогой как ни в чем не бывало. — Клэй вскидывает брови. — Класс, да?

Я не думаю, что это «класс». Знаю ведь, как Джош не любит привлекать к себе внимание. Жаль, что ему пришлось из-за меня изменить своим принципам.

Сеанс позирования завершен. Клэй принимается наводить порядок, а я хватаю свои вещи. Я уже с лихвой заплатила ему долг за ту дверь, что он придерживал для меня. Теперь пусть и он для меня кое-что сделает. Когда он заканчивает прибираться, я достаю из рюкзака фотографию, которую ношу с собой уже несколько дней, и даю ему. Потом беру листок бумаги, ручку и пишу свою просьбу.

Прошло больше года, прежде чем я стала припоминать подробности того ужасного происшествия. Шли дни, недели, месяцы, а я знала то же, что и все. Знала, что из дому пешком отправилась в школу на запись последней вещи для прослушивания. До этого я вернулась домой, чтобы переодеться и подготовиться к записи, потом снова пошла в школу. В тот день я долго работала над своим образом, стараясь довести его до совершенства, особенно руки. Тщательно и аккуратно накрасила ногти. Надела бледно-розовую блузку с перламутровыми пуговицами и белую кружевную юбку. Все знали, во что я была одета: эти вещи были на мне, когда меня нашли в бессознательном состоянии, только пуговицы оторваны.