Валерий Залотуха - Свечка. Том 1

– Ты так ему сказал?

– Сказал и еще скажу! А ты иди, куда шел.

– Ах так! Ну, тогда я вам обоим скажу: «Спаси Господи!»

И пьющая, и непьющая, враждовала братия не только с о. Мартирием, но и между собой, может, этого его и спасало.

Что же касается самого о. Мартирия, то он как раз ни с кем не враждовал, желая со всеми дружить, но надо признать, это не получалось.

Взять, к примеру, прискорбный случай с о. Иосафом, которого он не только буквально перекинул через монастырскую ограду, но и, уже образно говоря, всю монастырскую братию в разные стороны разметал. Никто не спорит, привычка о. Иосафа во время братской трапезы класть свою ладонь на колено рядом сидящего брата – немного странная и где-то даже неприятная, но, зная, кто такой о. Иосаф и сколь много значит он для монастыря, можно, как говорится, и потерпеть. Ведь о. Иосаф – не простой монах, а главный экономист епархии, имеет прочные связи не только в губернской столице, но и в первопрестольной. Все терпели, все молчали, и только о. Мартирий решил привлечь к своей персоне внимание, когда за трапезой рядом с ним о. Иосаф оказался.

Трапезничали обильно, но однообразно – в тот год на монастырском огороде уродилась одна капуста, на нее и налегали. Был салат из капусты, на первое щи постные, на второе капуста тушеная и, наконец, капустный кисель под названием «послушник», который монахи за последствия, связанные с его употреблением, называли «непослушником».

За обедом о. Мартирий обычно так поступал: вываливал первое, второе и третье в одну миску, перемешивал и ел. В тот приснопамятный обед одно другому не противоречило, но бывало и так, что он соединял винегрет, уху, капустные котлеты и заливал все это сладким киселем, чтобы, как он объяснял, отбить у еды вкус – боролся так с грехом чревоугодия, убивая аппетит, который, как известно, во время еды приходит. Но убивал он его таким образом не только себе, но и у находящихся рядом, ибо какой может быть аппетит, если на твоих глазах человек ест подобную бурду? Причем съедал он всегда все, напоследок вычищая миску хлебной корочкой, после чего и ее съедал.

Так было и в тот злополучный день – все съел о. Мартирий, миску вычистил и корочку съел, после чего поднялся и без благословения (!) отца настоятеля взял о. Иосафа за бока, поднял над головой и вынес в открытые двери трапезной. А надо видеть о. Иосафа, и если у того же о. Мардария жирок молодой, легонький, то у о. Иосафа это затвердевший кабаний жир, и весу в нем никак не меньше десяти пудов, и поднять его никакой обычный человек не в силах, что дало братии право задать законный вопрос: «Какой властью он это сделал?» Но это было уже потом, на одной из бесчисленных разборок полета о. Иосафа, а тогда онемевшая братия, посидев окаменело, разом сорвалась с длинных лавок и кинулась, давясь, в дверь, тоже без благословения отца-настоятеля Афанасия-старого, который сидел на своем царском месте красный от стыда.

Выбежав во двор, потрясенная братия наблюдала, как о. Иосаф, разведя руки наподобие самолетных крыльев, с перекошенным от страха лицом перелетает через монастырскую, каменной кладки, ограду…

Через какое-то время раздался удар и некоторые даже почувствовали, как потом утверждали, как содрогнулась под ногами земля. Перепуганные до смерти, монахи кинулись гурьбой к воротам и, огибая стену, понеслись, взметая пыль полами подрясников, рисуя в своем воображении картины падения одну страшней другой, как например: лежит о. Иосаф, треснувший пополам, или – одной бесформенной кучей, но то, что они увидели, оказалось даже страшнее. От о. Иосафа буквально ничего не осталось, если не считать мокрого места. Братия его обыскалась, крича и взывая, заглядывая под каждый лопух и бесстрашно врываясь в заросли крапивы, но, кроме лежащей там, забытой всеми облезлой и потрескавшейся скульптуры Пионерки, ничего не смогла обнаружить.

А в это время о. Афанасий-старый, глядя скорбно, обратился к вернувшемуся в трапезную с повинной головой о. Мартирию с вопросом:

– Зачем ты это сделал, отец?

Именно тогда о. Мартирий произнес свою фразу, повлиявшую потом и на жизнь обиженных «Ветерка»:

– Ненавижу содомитов.

Отвлекаясь в который раз от основной истории, зададимся вопросом: почему, за что наш герой так негативно относился к лицам нетрадиционной сексуальной ориентации, может быть, были у него какие-то связанные с этим истории?

Да, была одна, в студенческие годы Сергей Коромыслов смотрел однажды в кинотеатре фильм, когда вдруг почувствовал на своем колене руку сидящего рядом мужчины. Сергей покосился на него: мужчина был серьезный, в костюме, галстуке и шляпе, и, решив, что сосед спутал свое колено с чужим, поднял его руку и водрузил на его же колено, но спустя некоторое время действие повторилось… Только на третий раз до Сергея дошло, вспомнились какие-то рассказы, в которые он не очень верил, ужас и возмущение охватили его, и он взял соседа за бока, поднял над головой, вынес на улицу и поставил на землю, перепутав от возмущения верх с низом.