Эрик-Эмманюэль Шмитт - Попугаи с площади Ареццо

Ева вышла к морю и тотчас прониклась курортной атмосферой. Хотя сама она приехала из Швейцарии, она быстро разобралась, что к чему на этом бельгийском пляже: никто не углубляется в пустынную часть берега, бесконечную и ничем не заполненную, — все курортники собираются на тесной полоске платного пляжа, где имеются шезлонги и бесполезные в этих широтах большие пляжные зонты от солнца и продают напитки, — этакий нарядный прямоугольничек берега, обращенный к морю: сине-белое убранство, а из громкоговорителей сочится приятная музыка.

При появлении Евы и мужчины и женщины впились глазами в такую непревзойденную красотку, а пляжный служитель кинулся к ней навстречу, чтобы галантно предложить ей место, достойное ее очарования. Лицо Евы скрывали большие круглые солнцезащитные очки, несколько минут она изображала нерешительность, а потом, будто бы подчинившись служителю, который держался как галантный кавалер, указала ему место, где ей бы хотелось устроиться. Он принес шезлонг, разложил полотенца, привел в порядок песок, установил две скамеечки, чтобы она могла разложить свои вещи, и пообещал принести фруктовый коктейль, который она выбрала.

В итоге Ева устроилась за спиной у семейства Дантремон, которое приехало сюда на свою приморскую виллу.

Филипп Дантремон, конечно, заметил ее первым, — возможно, он следил за ней еще с той минуты, как она появилась на верхушке лестницы, и молил небо, чтобы она не приближалась. Взбудораженный, взвинченный, делая вид, что ищет крем от солнца, он повернулся в ее сторону с недовольной гримасой: «Что за новости! Ты с ума сошла?» Ева же не удостоила его ответным взглядом, а просто сняла футболку, продемонстрировав свою великолепную грудь, едва прикрытую полоской материи с парой тесемочек.

Квентин, старший сын Филиппа, заметил Еву так же быстро, как и его отец, но его лицо, в отличие от физиономии главы семейства, озарила улыбка. Он не скрываясь демонстрировал свою радость оттого, что Ева здесь.

Два младших сына не обратили на нее внимания: они были слишком заняты — один читал, а другой строил замок из песка.

Одиль Дантремон дремала на солнышке, намасленная, будто сардина.

Тут Ева достала из сумочки свое секретное оружие, которое поможет ей добиться всего, чего она пожелает: собачку.

На шезлонге появилась прелестная девочка породы шиба-ину, похожая на шпица или маленькую лисичку с черными глазками, изящно подведенными белым, грациозная, с тонкими лапками и пушистой шерсткой, напоминавшей нарядную одежку, настолько гармонично в ней сочетались рыжина и кремовые оттенки.

Филипп заметил, какое страшное оружие появилось на сцене. Он нахмурил брови и выпятил подбородок, недовольный, что не может вмешаться.

Ева надела на шею этой японской принцессы премиленький ошейник со стразами и вместе с ней прошествовала к кромке воды.

Все мужчины на пляже впились в нее глазами.

Ева, наслаждаясь успехом, отметила, что не зря она убедила свою подружку Присциллу обменяться на выходные: Ева получила собачку шиба-ину, а подруга — ее кошку вместе с квартирой. Ничего не может быть лучше такой приманки, если хочешь, чтобы мужчины заводили с тобой разговор: этот аксессуар сэкономит целые часы, которые не придется тратить зря.

Ближайшие полчаса нашу нимфу с четвероногой спутницей буквально осаждали разного рода купальщики и любители прогулок у моря. Ева принимала их внимание любезно, но не давала им повода думать, что за ней можно приударить; после двух-трех минут беседы она внятно сигнализировала, что ничего более значительного, чем коротенький светский разговор, им не светит.

Жена Филиппа Дантремона проснулась, поэтому он не мог подойти к Еве и приказать ей убраться отсюда. Он в растерянности смотрел, как вокруг нее увиваются мужчины, его одновременно переполняли ревность и гордость, он страшно злился и не мог сообразить, почему его любовница устроила всю эту комедию.

А Ева тем временем вернулась на свое место с изящной собачкой на поводке и устроилась в шезлонге, чтобы понежиться в лучах солнца. Естественно, ее кожа и так уже была безукоризненно загорелой, аппетитной, словно медовый пряник, загар был ровненький, румяный и свежий, как ни у кого на пляже. Предусмотрительная Ева ездила на курорт не для того, чтобы загорать, а для того, чтобы демонстрировать свой загар, тщательно подготовленный за зиму в солярии, не без помощи каротина и специальных кремов. Она вытащила толстенный роман — не меньше пятисот страниц, что должно было показать, какая она усердная читательница (меньше пятисот — это для несерьезных дамочек, читающих от случая к случаю), — подняла его к самому лицу и погрузилась в чтение.