Эрик-Эмманюэль Шмитт - Попугаи с площади Ареццо

— Вы давно работаете в недвижимости? — спросила Роза.

— Уже шесть лет, с тех пор как поселилась в Брюсселе.

Действительно, шесть лет назад, когда Филипп — ее козленочек — с женой и детьми обосновался в Брюсселе после трех лет в Лионе, он привез вместе с остальным багажом и ее, снял ей квартиру и купил агентство недвижимости.

— Моя специализация — районы Уккел и Иксель. Дорогие дома… Думаю, я побывала во всех зданиях на авеню Мольера — до нашей милой площади Ареццо.

— Правда? Тогда вы, должно быть, знаете моих друзей Дантремонов?

— Конечно, — поспешно ответила Ева.

Ей так хотелось блеснуть, что она, не задумываясь, похвасталась этим знакомством, хотя Филипп Дантремон — ее козленочек — всегда запрещал ей упоминать о нем.

— И самого милейшего Филиппа Дантремона, — проворковала Роза, — известный донжуан, да?

Ева смутилась, ей только и оставалось, что согласиться с этим, утвердительно опустив глаза.

— Не хотела бы я быть на месте его жены Одиль. Ей столько приходится ему прощать…

— Вот как! — выдавила из себя Ева, сглотнув слюну.

— Филипп ни одной симпатичной женщины не пропустит. Сразу кидается в атаку. И не говорите мне, что за вами он не пытался ухлестывать.

— Ну да, конечно… но… я была несвободна, поэтому дело ничем не кончилось.

— Тем лучше для вас… Но вообще-то, он по-своему корректен и никогда не выбирает женщин, похожих на его жену. Мне рассказывали, что последняя его пассия, Фатима, — роскошная арабская красавица. Из Туниса… Как подумаю, что мне это известно, а Одиль ничего не знает, становится неловко. Правда ведь?

Еве хотелось закричать: «Какая еще Фатима?» — но она сдержалась, надо было соблюдать приличия. Ее трясло от волнения, она проводила Розу до дверей, обменялась с ней любезностями и быстро попрощалась под тем предлогом, что ей еще нужно подняться в дом и проверить, закрыты ли все окна.

Ослепительная Роза выскользнула на залитый солнцем тротуар, пообещав, что ее подруга скоро посетит особняк.

Ева спустилась на кухню, закрыла ставни и, оказавшись в безопасности, взвыла в голос:

— Вот сволочь!

Что-то подобное сказанному Розой она и сама подозревала, а может, даже и знала наверняка, но запрещала себе об этом думать. Конечно, она заметила, что Филипп теперь заходит к ней не каждый день, что он избегает некоторых магазинов и ресторанов, а в каких-то не хочет показываться с ней вдвоем. И действительно, несколько раз он куда-то загадочным образом исчезал, оправдываясь загруженностью по работе! Какая-то часть ее мозга подозревала, что эти странности говорят о появлении другой женщины, но сознание отказывалось выразить это словами, потому что она так не хотела быть несчастной. Но Роза Бидерман только что ткнула ее носом в эту реальность, и реальность оказалась отвратительной!

Что же теперь делать?

А в это время сама Роза Бидерман, прогуливаясь под цветущими платанами, звонила своей подруге Одиль Дантремон:

— Ну вот, дорогуша, дело сделано: теперь она знает, что у нее есть соперница!

Одиль Дантремон поблагодарила ее и воспользовалась случаем, чтобы расспросить, какова из себя любовница мужа.

— Да, — отвечала Роза, — выглядит очень вызывающе, сразу видно, что игрушка богатенького господина. Одета в соответствии с тем, какие у них всех в этом возрасте фантазии. Бедняжка… Довольно вульгарна, да. Нет, ну бойкая дамочка, что тут скажешь. Она не стерпит того, что я ей сообщила, ей захочется отомстить, это уж точно. И больше из самолюбия, чем из любви. На самом деле ты права, дорогуша, надо иногда им устраивать крупный переполох. Эти две его любовницы, Ева и Фатима, выставят Филиппа за дверь, и он вернется к тебе…

Роза чуть не добавила «поджав хвост», но вовремя остановилась:

— …и будет просить прощения.

Про себя Роза продолжила: «А потом все начнется сначала», но Одиль произнесла эти слова за нее. Роза выслушала ее объяснения, потом подтвердила:

— Ну конечно же, единственный, кто всегда ждет, принимает мужчину таким, какой он есть, любит его без всяких условий, — это жена. Ты права, Одиль. Мне было приятно поучаствовать в твоей задумке. Нет, благодарить меня не за что: замужней женщине всегда приятно рассказать любовнице, что ее обманывают.

В субботу утром Ева решила съездить в Кнокке-ле-Зут. Это странное для французского уха название имеет самый шикарный курорт в Бельгии, в северной ее части.

Северное море — море усталое, а Кнокке-ле-Зут — место, где оно позволяет себе передохнуть. Волны тут не совершают вообще никаких усилий. Они даже купальщика опасаются: застенчиво лижут берег, и все это похоже на огромную мелководную лужицу, где приходится пройти сотни метров, чтобы погрузиться в воду хотя бы по плечи; но и там они не встретят его с радостью, а скорее оттолкнут, их холод остудит его пыл, а соленые брызги будут хлестать по лицу. Нашему курортнику все время будет казаться, что море остается где-то вдали, отступает за горизонт, не дается ему, к тому же и цвета здесь скупые: волны сперва сливаются с бежевым оттенком песка, потом — с серым тоном неба и, наконец, с выцветшей голубизной горизонта. Северное море лениво, и, если бы по нему не фланировали неспешно нефтяные танкеры и пассажирские суда, можно было бы подумать, что эти воды неинтересны и бесполезны для человека.