Андрей Дьяков - Тени Пост-Петербурга

– Чего? – давил сталкер. – Чего боишься?

– Умереть! – внезапно выкрикнул Индеец, затем схватился за голову и затрясся в рыданиях.

– Чушь какая-то… – Таран растерянно оглянулся, ища поддержки у остальных. – Мы все боимся, и что с того?

– Это танатофобия.

Услышав за спиной тихий детский голос, Таран обернулся. Из сумрака коридора, пошатываясь, шагнула Аврора. Безбожник собрался было вернуть девочку в лазарет, но пациентка отрицательно мотнула головой, мол, я в порядке.

– Боязнь смерти, – продолжила она. – Я читала о таком. Индеец не виноват, что…

– Не виноват? – перебил Таран, не сводя с парня взгляда. – А чем он, интересно, думал, когда в экспедицию просился? Сидел бы и дальше в норе под площадью вместе со своими «неандертальцами»! Какого рожна в странствия ударился?!

– Ты хоть понимаешь, что чуть не угробил всех нас?! – встрял Геннадий, терзая пальцами самокрутку.

Перестав всхлипывать, огрызок откинул спутанные космы с лица, шумно выдохнул. Кровь из разбитой переносицы, частыми каплями срываясь с кончика носа, вырисовывала на полу причудливый алый узор. Когда Индеец заговорил, все остальные звуки магическим образом исчезли. Стихла возня грызунов снаружи корпуса, перестал донимать бесконечный рокот движка.

– Я ведь не всегда огрызком был. И отца с матерью хорошо помню… Дом у нас в пригороде стоял. Красивый, просторный… Это из рассказов родителей, конечно. Сам-то я уже в погребе родился. После того, как все случилось… Там и жили долгое время… – Рассказчик на мгновение запнулся, словно воспоминания причиняли ему вполне осязаемые, физические страдания. – А потом родителей не стало… Сначала отец захворал. Мать не говорила, в чем дело, а я сам и не понимал тогда, что за штука такая – радиация. Тот день, когда папа в последний раз ушел на поверхность, я запомнил навсегда. Мама долго плакала, а я все пытался ее успокоить. Говорил, что отец скоро вернется с едой, как делал много раз до этого… Но я и предположить тогда не мог, что боль терзала его тело так, что терпеть это было выше человеческих сил… И отец ушел… Ушел умирать! – Непритворная мука исказила лицо Индейца, на мгновение превратив его в безобразную изломанную маску. – Матушка очень переживала. Много дней ничего не ела… Это уже потом до меня наконец дошло, что дело было не просто в смерти отца… Мать умерла от голода… Чтобы я смог протянуть на остатках съестного подольше. – Парня вновь затрясло, но в этот раз он совладал с эмоциями без посторонней помощи и спустя несколько томительно долгих минут продолжил надтреснутым бесцветным голосом: – Когда ее не стало, я провел в погребе еще какое-то время… Самое ужасное время в моей жизни… Часами я разговаривал с… ушедшей матерью, глядя, как ее тело постепенно… меняется… и… Это было жутко… Тогда я в полной мере осознал, каково это – быть мертвым. Перестать существовать, осязать, мыслить… А осознав, испугался по-настоящему.

Индеец затих, теперь уже надолго. Экипаж участливо молчал, давая парню возможность собраться с духом и закончить историю. На собственной шкуре прочувствовать боль утраты близкого человека довелось каждому из них. Будь ты стар или млад – свихнувшийся истерзанный мир с одинаковым равнодушием перемалывал любые судьбы…

– Когда запах стал невыносимым, я покинул убежище… Мне повезло. Повезло каким-то чудом добрести до окраины города и наткнуться на колонию выживших – опустившихся, жалких доходяг. Бомжей, судя по дряхлой одежде и спитым физиономиям, но… все же они были людьми… Живыми людьми. Так я попал к огрызкам.

– И все же я не услышал ответа, – без былой ярости, но все еще холодно спросил Таран. – Зачем. Ты. Увязался. С нами?

Индеец вновь посмотрел на командира, на сей раз с недоумением. «Как можно не понимать столь очевидных вещей?» – читалось на его лице. Промелькнувшая эмоция оживила потерянный взгляд, но лишь на мгновение. Затем страх занял прежнее, законное место в раскосых антрацитовых глазах.

– Веган сотрет в порошок всех и вся! Рано или поздно имперские отряды доберутся до музея, это всего лишь вопрос времени! Оставаться в племени – верная смерть… – неимоверным усилием Индеец остановил сотрясавшую плечи дрожь. – А рядом с вами шансов выжить – больше.

– Вот только наши шансы выжить рядом с тобой резко падают.

Механический гул оборвался внезапно. По всей видимости, назойливые хищники наконец отстали, и Мигалыч счел за лучшее остановить тягач. Щелчок предохранителя громом прокатился по отсеку. Подняв голову, Индеец уткнулся взглядом в дуло пистолета. На окаменевшем лице Тарана не проскользнуло ни тени сомнений, и только рука, стиснувшая оружие до белизны в пальцах, мелко подрагивала, выдавая крайнее напряжение и нешуточную внутреннюю борьбу.