Андрей Дьяков - Тени Пост-Петербурга

– Доигрался?! – Глеб в бессилии сжал кулаки.

По щеке мальчика текла одинокая слеза.

– А ну перестань, молокосос! – неожиданно сорвался старик. – Не смей разговаривать с отцом в подобном тоне!

– С отцом? – окрысился паренек, недобро скривившись. – Если бы с отцом… Мой настоящий отец никогда не ошибался, ни в друзьях, ни во врагах! Мой отец никогда не ставил близких под удар, не заключал с врагами сделок, не сомневался! Даже перед смертью, защищая торговый обоз от веганцев, мой отец сражался без сожаления!

– Твой отец до конца своих дней подносил веганцам питье!

В кают-компании разом повисла вязкая, удушливая тишина. Сталкер зажмурился, до крови закусил губу, медленно приходя в себя. На смену затопившей рассудок ярости пришло осознание неотвратимости происшедшего.

– Что… Что… ты сейчас… – Губы мальчика дрожали от волнения. – Ты… знал… моего папу?

Говорят, сказанного не воротишь. Слова, оброненные в запале, жгут и ранят не хуже удара хлыста. И шрам от такого удара навсегда остается на сердце… С содроганием проследив, как переменился в лице приемный сын, Таран остро захотел повернуть время вспять. Отмотать жизнь на несколько секунд, а лучше – месяцев назад и запустить по-новой, но, на сей раз, сделать все иначе, правильно. Прожить, не совершая чудовищных ошибок, способных за короткое мгновение перечеркнуть, растоптать ростки того хрупкого и сокровенного чувства единения, что могут испытать лишь по-настоящему близкие друг другу, родственные души…

– Твой отец взял с меня слово, что ты не узнаешь… Я не сдержал обещание… и больше не вправе скрывать это от тебя… Нам есть о чем поговорить, Глеб…

Снова этот надоедливый голос… Грубоватый и требовательный, но в то же время мягкий, успокаивающий. Каждое его появление неизменно сопровождалось мешаниной невнятных звуков, разбивающих привычную тишину вдребезги, а в царившем вокруг мраке, подобно россыпи звезд в ночном небе, проявлялись вкрапления цветовых пятен и туманных образов. Весь этот сумбурный калейдоскоп доставлял неимоверный дискомфорт, и, в очередной раз заслышав набивший оскомину голос, хотелось убежать, исчезнуть, раствориться в сумраке и безмолвии уютного ничто. Но бестелесный гость был настойчив, а его визиты, стоило признать, не только привносили разнообразие в плавное течение подобия жизни, но и наполняли невесомое тело энергией, теплом, давно забытым ощущением дома…

Родная комната, обстановка которой за годы жизни отложилась в памяти до мельчайших подробностей… Элегантный откидной столик возле кухонного блока… Тарелка горячего и безумно вкусного бульона, щедро сдобренного сухариками… Даже любимой обеденной ложке нашлось место в укромном уголке проснувшихся воспоминаний. Только сейчас столовый прибор держал в руке некий пожилой мужчина с помятым обрюзгшим лицом.

«Странно… А где же мама? Или незнакомец пришел из иного воспоминания и его образ всего лишь наслоился на предыдущий?»

Смутное беспокойство не успело перерасти в тревогу, потому что на грани слышимости снова проявился все тот же неугомонный голос. Правда, теперь к сварливому брюзжанию странного гостя добавилось ритмичное позвякивание посуды и… запах. Аромат вкуснейшего маминого бульона…

«Мама?… Мама! Она же где-то рядом! Где?!»

Сделав глубокий судорожный вдох, Аврора открыла глаза. С непривычки неяркий свет плафона слепил и заставлял жмуриться, но девочка настойчиво вглядывалась в размытое пятно света, пока наконец цветовая мозаика не сложилась в узнаваемую картинку.

– Очнулась, стрекоза? Вот и ладушки, – Безбожник аккуратно подложил под голову пациентки свернутую в валик телогрейку.

Рядом с кушеткой, на цинковом ящике, исходила паром миска с чем-то съестным. Стоило уловить дразнящий запах, и в животе мгновенно заурчало. Безбожник понимающе ухмыльнулся, придвинул плошку с бульоном поближе. В руке врача как по мановению волшебной палочки появилась ложка. Почти такая же, как во сне.

– Самуил… Натанович… – Девочка запнулась, не узнав собственный, более похожий на шепот, голос. – Так это вы ко мне… приходили?

– Приходил? – По лицу Безбожника проскользнула мимолетная улыбка. – Да я и не отлучался почти, дочка. Считай, неделю как над тобой колдую.

– Неделю?! – поперхнулась Аврора, стирая с губ капли горячего бульона. – Неужели я так долго спала?

Врач поймал запястье девочки, проверяя пульс.