Виктор Притчетт - Птички в клетках (сборник рассказов)

Миссис Корк извлекла из сумки письмо.

— Тогда что это за ожерелье? — произнесла она, опять смелея и надувая щеки.

— Какое ожерелье?

— Вот, читай. Ты писала.

Беренис с удивлением улыбнулась: больше ей не надо оправдываться. Она гордилась своей щепетильностью и никогда в жизни не писала любовникам писем. Написать значило бы отдать в чужие руки что-то очень личное, это почти непристойно. А уж читать чужие письма и вовсе последнее дело, подумала она, когда миссис Корк сунула ей исписанную страничку. Взяв письмо двумя пальцами, Беренис скользнула по нему взглядом и перевернула, чтобы прочесть подпись.

— Это не мой почерк, — сказала она. Письмо было написано размашисто, а она писала мелкими, колючими буквами. — Кто такой Бузик? И кто это Роза?

Миссис Корк вырвала у нее письмо и прочла зычным голосом, который совсем не вязался со словами:

— "Ужасно хочется поскорее надеть ожерелье. Поторопи ее. Будет чудно, если принесешь в следующий раз. И еще, дорогой, не забудь флейту!!! Роза". Что значит "кто такой Бузик"? — возмутилась миссис Корк. — А то не знаешь! Бузик — это мой муж.

Беренис повернулась и показала на небольшой рекламный плакат, приколотый к стене. На нем была фотография ожерелья и трех брошей, которые она выставила в одном очень шикарном магазине, где продавали работы современных ювелиров. Внизу плаката изящными буквами было написано:

Автор — БЕРЕНИС

Она прочла имя вслух — с выражением, как название стихотворения.

— Меня зовут Беренис.

Говорить правду было даже как-то странно. Едва она произнесла эти слова, как ей показалось, будто Уильям и в самом деле никогда не бывал в ее квартире, и вовсе не был ее любовником, и никогда не играл здесь на своей дурацкой флейте. Да что там, во всем колледже не сыскать большего зануды, чем этот Уильям, а от заплывшей дамы, обезображенной ревностью, ее отделяет целая пропасть.

Миссис Корк все еще хорохорилась, но чем дольше она глядела на плакат, тем больше ее лицо складывалось в гримасу отчаяния. Наконец, беспомощно разведя руками, она проговорила:

— Я нашла письмо у него в кармане.

— Каждый из нас может ошибиться, миссис Корк, — холодно бросила Беренис со своего края пропасти. Но чтобы быть великодушной, как подобает победителю, она добавила: — Покажите-ка еще раз.

Миссис Корк протянула ей письмо. Беренис начала читать, но на слове "флейта" остановилась: в голове шевельнулось сомнение. У нее задрожала рука, и она резким жестом вернула письмо.

— Кто вам дал мой адрес? — сурово спросила Беренис. — У нас в колледже есть правило: никому не давать домашних адресов. И телефонов тоже.

— Там была девушка, — сказала миссис Корк, оправдываясь.

— Какая девушка? За справочным столом?

— Она кого-то позвала.

— Кого?

— Не знаю. Фамилия, кажется, на "У".

— Уилер? У нас есть мистер Уилер.

— Нет, не мужчина. Молодая женщина. На "У"… Глоуиц.

— Это на "Г", — сказала Беренис.

— Нет-нет, — замахала руками миссис Корк. Она вконец запуталась и теперь поглядывала на Беренис с испугом. — Именно Глоуиц.

— Глоуиц, — повторила Беренис, не желая верить, — Роза Глоуиц. Она не молода.

— Я не обратила внимания. А что, ее зовут Розой?

Беренис стало зябко, и закружилась голова. Пропасть между ней и миссис Корк сомкнулась.

— Да, — сказала Беренис и села на диван, отодвинув ворох писем и бумаг. Ее тошнило. — Вы ей письмо показали?

— Нет, — ответила миссис Корк. На мгновение к ней вернулась былая уверенность. — От нее я и узнала, что вы ремонтируете флейту.

Беренис хотела сказать: "Пожалуйста, уходите", но никак не могла собраться с духом. "Вас обманули. Вы пришли не по адресу. Я думала, вашего мужа зовут Уильямом. Он никогда не представлялся Бузиком. В колледже мы все его зовем Уильямом. Письмо написала Роза Глоуиц".

Но эта фраза, "Не забудь флейту", — это уж в самом деле чересчур! Внезапно она почувствовала, что разделяет гнев этой женщины; ей и самой захотелось топать, кричать, устроить истерику. Схватить флейту, лежащую на коленях миссис Корк, и хрястнуть ею о стену.

— Я извиняюсь, мисс Фостер, — угрюмо проговорила миссис Корк. Ее слезы высохли, глаза потухли. — Я вам верю. Я была вне себя — это можно понять.

От красоты Беренис ничего не осталось. Она и раньше знавала самовлюбленных мужчин, но Уильям был, безусловно, самым странным из ее любовников. Он никогда не оставался в постели поболтать, а тут же вставал, подходил к окну и глядел на деревья — и как-то сразу казался старше, будто возвращался в свою жизнь; потом почти в полном молчании одевался, поворачивался к окну, едва только его голова показывалась из ворота рубашки, и натягивал брюки, не отрывая глаз от сада за окном — так, словно уже обо всем забыл. Потом шел в другую комнату, брал свою флейту, выходил в сад и играл на флейте, сидя под деревом. Однажды она нарисовала жестокую карикатуру, он действительно выглядел очень комично: губа оттянута, глаза опущены и из флейты, как кольца дыма, выплывают тоненькие ноты, грустные и сладострастные. Иногда она смеялась, иногда улыбалась, порой была тронута, порой злилась. Соседи наверху как-то пожаловались, и тогда она целый день ходила гордая.