Виктор Притчетт: Птички в клетках (сборник рассказов)

— Отсюда не виден залив, — сказала Ровена. Ее мысли были о молодых людях, скользящих по волнам.

— Еще два утеса — и наша впадина, — ответил он, поднимая ее на ноги.

— Ах да, впадина.

Эта впадина стала для него навязчивой идеей. Из всех прогулок он предпочитал эту — впрочем, и Ровена любила бы здесь ходить, если б только не страшный омут в конце пути. В нескольких местах вдоль скалистого берега море вымыло тоннели под утесами, образовав гигантские темные кратеры ярдов пятьдесят в ширину, а эта впадина была к тому же сто восемьдесят футов в глубину. При спокойном море слышно было, как плещется внизу невидимая толща, а в непогоду вода бурлила, как в котле. Ровена в страхе остановилась, но он продрался сквозь высокую траву на самый край, выкрикивая через плечо какие-то сведения из геологии и кораблевождения, и, чтобы позабавить ее, рассказал, как контрабандисты дожидались отлива, прежде чем подойти к берегу.

Они снова смотрели на этот бессмысленный провал, похожий на рану. Стоя на краю, старик, казалось, слился с ним в единое целое. Ей вспомнился его рот, как она однажды его увидела (с ощущением ужаса, которое теперь пыталась стереть из памяти) до того, как он вставил свои зубы. И рот отца.

Что ж, цель достигнута. Найдя уступ со стороны моря, защищенный от ветра, они сели отдохнуть под обжигающим солнцем.

— Рай! — произнесла она и закрыла глаза.

Они долго сидели в молчании; он не отрываясь смотрел на монотонную поверхность воды. Иногда вдалеке легкое дуновение ветра рождало стаю белых барашков: будто лица или, быть может, белые руки, бессмысленно возникающие и исчезающие вновь. Да-да, бессмысленные мертвецы.

— О чем ты думаешь? — спросила она, не открывая глаз.

Он хотел было ответить: "В моем возрасте всегда думаешь о смерти", но сказал:

— О тебе.

— О чем же именно? — спросила она с беззастенчивостью юности.

— О твоих ушах.

— Врешь. Ты думаешь о Дейзи Пайк.

— Теперь уже нет.

— А вот наверняка думаешь, — сказала она. И продолжала, показав рукой: — Это вот там вы все купались нагишом? И она тоже приходила?

— Рядом, за мысом, — уточнил он. — Мы с Виолеттой там купались. Все приходили. И Дейзи однажды пришла, когда Джордж играл в гольф. Она все плавала — туда-сюда, бесконечно, как рыба. А на суше была абсолютно беспомощна. Гордон с Верой приходили частенько, но Дейзи только однажды. Она не вписалась в нашу компанию — ее, видно, слишком мучили условности. Сидела и рассказывала похабные анекдоты. А потом полезла купаться, чтобы опять стать чистой. Джордж целыми днями играл в гольф, а вечерами — в бридж; на это смотрели косо. У них дома была игра: метание стрел в мишень в виде голой женщины. Вообще жуткая пара — эдакие шутники. Сама понимаешь, что было "яблочком".

— А из-за чего вы поссорились?

— Она выдала ложь за правду, — сказал он, повернувшись к ней. По его тону было ясно, что продолжать он не намерен. Она надеялась услышать одну из его историй, но истории не последовало.

— Я хочу искупаться в вашей бухте.

— Сейчас слишком холодно.

— Я все равно хочу!

— Туда довольно долго спускаться и потом придется лезть наверх.

— Ну и что? Я хочу поплавать там, где вы все купались.

Она не отступится, и ему это, конечно, приятно.

— Ладно, — сказал он, вставая.

Как все девушки, она хочет повсюду оставить свой след. Он замечал, как она старалась потрогать картины в музеях, когда он возил ее в Италию. Обладание! Власть! Раньше ему это не нравилось, теперь — напротив. Что ж, это симптом обожания, он ее обожает. И она в самом деле хочет тут искупаться. Оставить свой след на пустом песчаном пляже — своего рода самоутверждение.

Преодолев длинный спуск, они оказались у подножия гигантских изъеденных утесов. Она босиком побежала по гладкому песку к кромке спокойного моря.

— У-у, ледяное! — завопила она.

Он стоял, сгорбившись. Возле скал валялись прошлогодние тряпки и картонки. Значит, теперь это место — некогда потаенное — открыли курортники. В его взгляде сверкнул гнев.

— Мне надо помочиться, — сказал он.

Она смотрела на море; он долго не возвращался.

— Вот это волна! — крикнула она.

И обнаружила, что его нет рядом. Он стоял на камнях, раздетый: стариковское тело, покрытое седыми волосами, сморщенный живот, высохшие бедра. Его худые руки взметнулись кверху.

— Нет! Тебе нельзя! Твое сердце! — закричала она.

Он зловеще усмехнулся, обнажив желтые зубы, и прыгнул в воду, а потом греб руками, кричал, плескался, заплывая все дальше и дальше назло ей, и, только когда она пронзительно завизжала, всерьез испугавшись, он вынырнул из моря, как уродливый волосатый морской зверь, весь красный от холода, и встал, мокрый, широко разведя руки, точно сейчас завоет. Потом перелез через камни, подошел к брошенной на песке одежде и стал вытираться своей рубашкой.