Вячеслав Бондаренко - Вечный огонь

Спецгруппа бойцов первой роты 800-го строительного учебного полка особого назначения «Бранденбург» – главного диверсионного подразделения вермахта – боевую задачу получила еще накануне. Предвидя ожесточенное сопротивление русских на этом участке, ее временно придали танковому соединению, стремительно рвавшемуся в глубь советской территории. По данным разведки, русский стрелковый полк, окопавшийся на западном берегу реки, поддерживала гаубичная батарея, полковую и батальонную артиллерию тоже сбрасывать со счетов нельзя – русские пушки запросто прошибали легкие Т-II и чехословацкие 35 (t). Поэтому командир полка Теодор фон Хиппель придумал хитрый план – забросить группу «бранденбуржцев» в тыл русских позиций, чтобы те посеяли там панику, а уж потом спокойно форсировать реку.

Командир подразделения, гауптманн вермахта Пауль Долински, в последний раз придирчиво оглядывал свое воинство. Группа была небольшой – двадцать пять человек. Все одеты в грязную, пыльную советскую форму, вооружены кто чем – кто трехлинейкой, кто СВТ. Небритые, немытые, как и положено солдату-фронтовику отступающей армии. На самом Пауле была форма старшего батальонного комиссара.

– Ну что, готовы? – тихо спросил он у строя. – К бою!

Говорил по-русски. У всех бойцов в группе были свои причины ненавидеть Советскую власть. Кто-то успел еще родиться в России, кто-то появился на свет уже в Болгарии, Латвии, Литве, Польше, Германии, Франции – куда закинула родителей эмигрантская судьба…

Трофейный ЗИС-5, взятый в Минске, заурчал и медленно выполз на лесную дорогу. Бойцы отряда молча покачивались на лавках кузова. По обочинам там и сям громоздились коробки брошенных советскими танкистами Т-26 и БТ.

Сидя в кабине рядом с водителем, Павел Долинский смотрел на мелькавший за окном сумрачный белорусский лес и размышлял. Странно, всего лишь четверть века назад он, офицер русской армии, был готов лечь костьми за то, чтобы не пустить германца на эту землю – свою землю. И вот теперь он, офицер германской армии, едет по ней в трофейном русском грузовике – зачем? Затем, чтобы сеять здесь смерть и хаос… Бред. Абсурд. Он коротко усмехнулся.

Сам Павел считал свою совесть абсолютно чистой. Он не изменил присяге осенью 17-го, поступил так, как велел долг, до конца был верен Белому делу. Он всеми фибрами души ненавидел тех, кто сгубил его несчастную Родину, – большевиков. Дрался с ними на Дону, Кубани и на Украине. Когда предоставилась возможность сойтись с ними в открытом бою, тотчас отправился в Испанию. А потом была встреча с представителем абвера, и германец, оказавшийся уроженцем Ревеля, на отличном русском объяснил ему, что боевой опыт Долинского окажется очень ценным в будущей великой войне с коммунизмом. Хочет ли он, Долинский, чтобы правительство Сталина, загубившее миллионы жизней, наконец рухнуло? О да, он хотел этого и на это был готов положить остаток жизни. У него уже давно не было эмоций, не было ничего личного – только служба, профессия военного. Где-то там, в Совдепии, осталась женщина, которую он считал своим идеалом – жена лучшего друга. Оба скорее всего давно мертвы, таких в СССР ведут к стенке первыми… Как ни странно, Павел время от времени видел Владимира и Варю во сне, молодыми, счастливыми, и после этого целый день настроение было хорошим, словно письмо из прошлого получил…

Трехтонку сильно подкинуло вверх на древесном корне. Долинский ударился головой о потолок кабины и со злобой взглянул на шофера.

– Виноват, герр гауптманн, – поспешно проговорил тот.

«Герр гауптманн»… Внезапно Павла затошнило от этих чужих, гадких слов. Но тут же он увидел впереди блеснувшую воду, дорога выходила к лесному мосту через узкий приток Двины. И весь напружинился, собрался, захолодел – начинаем работать, к бою!

Впрочем, никакого боя не было и не предвиделось. Передовые посты красных завернули одинокий грузовик на просеку, и особист части, державшей оборону на этом участке, долго и нудно выспрашивал у Долинского, как именно остатки его разгромленного под Минском полка вырвались из окружения. Павел и бойцы его группы отвечали точно и без запинки. История полка была реальной, фамилии, которые они называли, – тоже, документы изготовлены идеально. И слишком много чудом вырвавшихся из «котлов» командиров и бойцов выходили в эти дни к Полоцку, чтобы их можно было в чем-то заподозрить.

– Танки!.. Танки идут!!!

Этот крик резанул Шимкевича по уху. Он как раз докладывал командиру дивизии обстановку, и чей-то заполошный вопль, врезавшийся в суховатый разговор, на миг нарушил его течение. Высунулся из КП. Незнакомый, донельзя запыленный лейтенант в окровавленной гимнастерке, вцепившись в рукав Щербацевича, истерично кричал: