Юрий Поляков - Время прибытия

Материнский охрипший,
беззвучный вой.
Залп прощальный.
И красный шелк.
Этот мальчик погиб,
выполняя свой
Интернациональный долг.
Что он думал,
в атаку ту поднявшись,
Перед тем, как упал и умолк.
Тьме отдать непочатую,
в общем-то, жизнь —
Интернациональный долг.
Мы не раз вызволяли
народы из тьмы,
За полком посылая полк.
Пол-Европы засеять
своими костьми —
Интернациональный долг!
Вновь не минула чаша.
И сколько же чаш
Мы испили?
Мы в этом толк
Понимаем.
Наверное, это – наш
Интернациональный долг!

…Гид предложил:
– Взгляните вправо! Там
Вы видите руины.
Здесь когда-то
Стояла цитадель.
Не по зубам
Была она любому супостату.
Держалась крепость долгие года,
Бойницы угрожающе зияли,
Но сгинула
почти что без следа.
– Так, значит, вашу крепость взяли?
– Никто не взял.
Усталый враг ушел.
Страна себя почувствовала в силе.
Тогда крестьяне из окрестных сел
Всю крепость на хозяйство растащили.
Угомонились камни наконец
В спокойной кладке дома или хлева.
Вот вам разоруженья образец!
…Теперь всех попрошу взглянуть налево…

На миг зажжется новая звезда.
Однажды приплывут раскаты грома.
И вычеркнут планету
навсегда
Из атласов небесных астрономы.
Но самые глубокие умы
Склонятся над космическою тайной.
Что там произошло
за толщей тьмы,
Что приключилось
с той планетой странной?
С годами станет ясно,
почему
Планета обернулась тучей пыли.
Но не понять вовеки никому,
Что эти дураки не поделили?

Четверо юных поэтов
с кружками зимнего пива,
Сгрудившись над картошкой
в пакетиках слюдяных,
Перебивая друг друга,
прихлебывая
нетерпеливо,
Задиристо выясняли,
кто же из четверых
Лучший поэт эпохи,
лучший поэт на свете,
Чьи же стихи любимым
будут взахлеб читать,
Будут класть под подушку
в третьем тысячелетье —
Лет через двести, триста,
лет через двадцать пять!
Кто же останется? Кто же…
Быстро стемнело в сквере.
Гаркнула тетя Груня,
кружки сдавать веля…
Все мы останемся в мире —
в разной, конечно, мере,
Если Земля останется…
Слышите вы – Земля!

Словно старая детская книжка,
Словно вид надоевший
в окне —
Та проблема,
с которой мальчишка,
Мой сосед,
постучался ко мне.
Я могу объяснить,
если надо,
Детям после шестнадцати лет,
Как узнать по холодному взгляду,
Приглянулся ты ей или нет.
Как влюбить
и влюбиться навеки,
Как уйти,
никого не виня…
Я учителем был,
и коллеги
Перспективным считали меня!
У парнишки все очень обычно.
Я сомненья развею, как дым,
Поделившись непедагогично
Личным опытом передовым.
В ситуацию вникну дотошно,
Чтоб совет оказался верней…
Но не легче любовь
оттого, что
Мы легко рассуждаем о ней!
Рассужденья мои – пустословье.
Кто рассудит,
как быть мне с тобой?
С нашей бесперспективной любовью
И с моей
перспективной судьбой?!

За окном грохочет темнота —
Между «Комсомольскою» и
«Курской»
На меня взглянула неспроста
Девушка
с насмешливостью грустной!
Тяжело быть юным и неловким, —
Сдерживая искренний порыв,
С девушкой
четыре остановки
Рядом ехать, не заговорив!
А с чего начать?
С погоды…
Глупо.
С комплимента?
Где же взять его…
Так вот и молчишь,
касаясь тупо
Локтем, может,
счастья своего.
Но постойте…
Комплимент выходит!..
Мне бы —
фразу вымолвить стройней…
Но постойте!
Девушка выходит,
Двери мягко сходятся за ней.
Мне смешно,
мне холодно,
мне грустно.
Вот платформа поплыла,
скользя.
Я стою,
лицо к дверям приплюснув,
Хоть и прислоняться к ним нельзя…

Его девчонку видели в кино
С тем длинноногим из восьмого «Б».
И вот —
лицо тоской искажено
И все теперь черным-черно в судьбе.
Он жадно ловит сигаретный дым,
Он разочаровался и обмяк.
Его девчонку видели с другим!
Ну, как тут жить?
Как людям верить?
Как?
Твердит отец, что это – ерунда,
А он, мальчишка, нюни распустил.
Мать говорит,
что это не беда,
А полбеды,
– чтоб он ее простил…
А он кусает губы до крови,
А он кричит, что все на свете ложь!
– Ты, паренек, сожмись, переживи!
Ты в жизни все тогда переживешь…