Александр Житинский - Сказки времен Империи

Можно было, конечно, свалить с плеч заботу о прахе и поручить его захоронение специальным организациям — но каким? Павел Сергеевич сильно сомневался в наличии таких организаций. Поэтому пришлось действовать самостоятельно и не мешкая, поскольку Алла Вениаминовна потеряла покой с момента воцарения праха среди хрустальных фужеров и, естественно, торопила мужа поскорее покончить с предприятием.

На следующий же день Кузин отправился на кладбище, где был похоронен тесть. На всякий случай он захватил с собой пакет с прахом, завернув его в газету и засунув в портфель. В сущности, Павел Сергеевич надеялся на чудо: представлялось, например, что на кладбище удастся повстречать какого-нибудь сердобольного и отзывчивого человека, который, пускай за небольшую мзду, возьмется совершить обряд.

Он неторопливо прошел по пустой, заваленной желтым кленовым листом кладбищенской аллее и вдруг увидел в стороне, среди крестов и памятников, две характерные фигуры в серых ватниках. Мужики копошились у одной из могил. Подойдя к ним, Кузин разглядел, что они закапывают в землю низкую сварную ограду вокруг временного пирамидального обелиска, на котором висел венок из железных крашеных цветов. Мужики были неопределенного возраста с неопределенным же цветом лиц. Завидев Кузина, они разом прекратили работу и выпрямились в ожидании.

— Скажите… — начал Кузин, но слов найти сразу не сумел. Мужики, как сговорившись, отвернулись от Павла Сергеевича и снова принялись за работу.

— Допустим, мне надо похоронить прах… — неестественным голосом, обращаясь почему-то в пространство, продолжал Кузин.

Он почувствовал, что краснеет, как от неловкости.

Мужики опять прервали работу, синхронно и неторопливо достали папиросы и закурили, молча глядя на Кузина.

— К кому обратиться в таком случае? — закончил Кузин.

— Так это смотря как… — неопределенно проговорил один. — Подзахоронить-то можно, подзахоронить оно недолго…

Тут Кузина поразило прежде всего слово «подзахоронить», как бы указывающее на мистическую возможность похоронить не совсем всерьез, как бы между прочим… Вроде как «подзаработать».

— Нет, мне именно похоронить, чтобы на законных основаниях, — сказал Павел Сергеевич со всей возможной в данном случае твердостью.

— Это к главному инженеру, — сказал другой мужик, махнув рукавом ватника в сторону.

— Главному инженеру… чего? — не понял Кузин.

— Ну кладбища, — пояснил тот же мужик, делая ударение на втором слоге. — Погоста, значит.

«Главный инженер погоста может подзахоронить», — мелькнула в голове Кузина фраза, при всей своей несуразности не вызвав у него и тени улыбки.

— А кого хоронить-то будешь? — вдруг спросил первый. На его бесформенном лице изобразилось подобие интереса.

— Так… Одного знакомого, — соврал Павел Сергеевич.

— А к кому?

— Что? — опять не понял Кузин.

— К кому, говорю, подзахоронить?

— Да вообще… хотелось бы как-то… отдельно, — растерялся Кузин.

— Отдельно — это в колумбарий надо. А в могилку подзахоронить — это к родственнику можно, — объяснил первый.

— Ну тут вообще у нас могила тестя, — проговорил Кузин, запутываясь, поскольку непонятно было — у кого «у нас». Но мужиков смутило не это.

— Знакомого — к тестю? Чудно как-то… Он ему кто?

— Кому? Кто? — вскричал Павел Сергеевич, теряя терпение.

— Которого сжигать будешь. Кто он тестю-то? Родственник?

Павел Сергеевич с досадой на собственную несообразительность отметил, что и вправду Джерри Сейлинг, чей прах лежал у него в портфеле, не имеет к покойному тестю ровно никакого отношения.

— Все мы родственники, — философски заметил Кузин, чтобы прекратить этот разговор.

Он круто повернулся и зашагал в направлении, указанном мужиками. Те, опершись на лопаты, смотрели ему вслед.

Главным инженером кладбища оказалась молодая дама с химической завивкой, густо увешанная золотыми украшениями. Дожидаясь в небольшой очереди перед дверью кабинета, Кузин успел узнать, что ее зовут Нинель Ивановна, а также выслушал от старушек несколько скорбных историй на тему оградок и надгробий. Сложность процедурных нюансов, возникающая в этих нехитрых с виду делах, несколько насторожила Кузина, и он начал продумывать стратегию и тактику предстоящего разговора, с неудовольствием отмечая, что волнуется.

Почему-то он сразу отверг простой и естественный план — сказать чистую правду, а потом смиренно попросить совета, как ему поступить. Чистая правда, как всегда, выглядела чересчур неправдоподобно, поэтому Кузин попытался улучшить ее небольшими лживыми подробностями.