Петр Войцеховский - Два рассказа

Это она отозвалась, когда он спросил про Бориса Смитнова. Маленькая, седая, румяная бабка с быстрыми черными глазками. Глянула из-под белого, на колхозный манер повязанного платка, медленно вытерла краем фартука руки.

Да, живет, сейчас нету дома, когда придет неизвестно. Пошел за покупками. Небось, уехал. А что нужно-то? От Вехты из Польши? Ну так заходите, здесь Бориска. Он тут не живет, нет. На рыбалку ездил, поймал кой-чего, привез матери, хороший сын.

Борис — здоровяк в тесных джинсах, пузо выливается из-под армейского ремня, на плечи накинута куртка, тоже, конечно, джинсовая, под ней полосатая тельняшка. Седоватые волосы ежиком, наглая гладко выбритая рожа, нос картошкой, глаза быстрые, как у мамаши. Сразу пообещал, что все устроит. Никто его об этом не просил, но и тут еще плохого не было. Номер в шикарной гостинице «Отрада», правильно? Двести с лишним евро за ночь? Турагентство платит? Так они ж из Арнольдова выигрыша вычитают. Это разве по-честному? А почему бы ему не снять комнату здесь, у бабушки Смитновой, а там — аннулировать? Арнольд получит обратно по сотне за ночь, остальное пойдет нужным людям за труды, ну и Борису кое-что, по-родственному. Справедливо, а, пан Арнольд? Как вас по батюшке? Павлович? Ну что, нормально, Арнольд Павлович?

В комнате жила раньше девушка по имени Кора. Дочка Бориса и заразы этой, Соньки Лафорж. Сгинула она, верней, пропала. Диванчик удобный, чуть попахивает духами. Афиша польской рок-группы «Myslovitz» с надписью «Носферату: Симфония Ужаса». Золотые сапожки с жестяными шпорами, поношенные. Гуцульский платок. Красные бусы, неработающий радиоприемник и повсюду магнитофонные кассеты, диски CD. Любила легкую музыку. Шкаф до конца не закрывается, пестрые шмотки вылезают на ковер. На тумбочке около дивана иконка с Сердцем Иисуса и Эйфелева башня. Пластмассовая.

Деньги эти получить обратно оказалось не так-то просто. Борис исчез. В гостинице сказали: аннулировано, возврат, клиент расписался. То есть деньги Борис взял и расписался за него, это ясно. Пока в наличии была только комната. Комната Коры Лафорж. Теперь надо искать Смитнова и восемьсот евро. Бабка говорила: скоро вернется, Бориска своего не обидит. Вы ведь от Игоря Вехты. И разводила руками: не знает она, где его носит. Угощала чаем с пирожками. Хлопотала вокруг, пока он ел не спеша, спрашивала: вкусно? а может, варенья к чаю? Расспрашивала про Игоря Вехту, он всякий раз отвечал одно и то же: живет себе, в мастерской работает. Тепло становилось, по-домашнему. Он понимал: чужие они, наверняка мошенники. Но — было тепло, не то что в пустой однушке в Седльце. Бабка Смитнова о нем заботилась. Выйди во двор, Арнольд, вон какое солнышко. Сыграй с Федькой в шахматы, Бориска мой всегда с ним играет. Показала за окно: над шахматной доской сидел седой верзила в кожаной куртке. Ну Арнольд и сиживал на солнышке с Федькой, водителем ночных маршруток, возивших с Греческой площади — Грецька площа — в любой конец Одессы. Проигрывал партию за партией, но молчание Федьки, взгляд из-под нависших бровей согревали душу. Или бродил среди мусора и отходов по пляжам от Зеленого мыса аж до Ланжерона — бабка просила. Походи, вдруг найдешь Кору. Она как ночной мотылек к лампе — на пляж, только на пляж. Как ночной мотылек. Пошла на пляж и не вернулась. Километры грязных унылых пляжей. Кое-где горят костры, греются всякие. Этих он обходил стороной. А может, как раз там надо спрашивать? Чуть дальше качалка под открытым небом, широкоплечие юнцы ворочают тяжести, матерятся, смеются, отхлебывают пиво из банок, сгибаются-разгибаются на скамьях. Он останавливался посмотреть. Ветер с моря соленый, теплый. Аркадия, Малый Фонтан. И снова Отрада. Со скрипом раскачивались на ветру креслица канатной дороги. Кора. Повстречайся она ему, может, сказала бы, где искать отца, чтобы отдал деньги. Повстречайся ему, он бы, может, рассказал ей про сухого анонимного алкоголика. Про себя и про ребенка, которого у него забрали. Нет смысла тут ходить — пропавшего человека надо искать в толпе, молодых тянет в толпу, кому охота шляться по пустырям, кого прельстит эта приморская помойка, где только бумаги да пакеты летают… Если бы он ее встретил, если б узнал по глазам с фотокарточки… ничего бы он ей не сказал. И она не захотела бы слушать, что да почему, какой-то тип из Седльце, из Польши, анонимный алкоголик — чего тут понадобилось анонимному алкоголику? Ну, познакомился он с Игорем Вехтой в Мельнике — и что с того? Тут нужно пить, тут дешево, тут в два часа ночи на Мясоедовской, на Французском бульваре открывается оконце в покосившейся хибарке — стаканы с вином, стаканы с водкой выстроились, как солдаты, ждут… Старик в крымской тюбетейке сидит, протягивает руку, улыбается, как родному брату, — купи!