Чарльз Буковски - Возмездие обреченных - без иллюстр.

Ужин заканчивался, на кухне наводился порядок, Мама выпроваживала нас в гостиную, а Бабушка удалялась в свою комнату. Однако она всегда была преисполнена духом борьбы. Это было ее кредо, и она не упускала возможности хотя бы плюнуть в сторону Фреда Бестоли, или оскорбить его каким-нибудь другим способом. Он же, в свою очередь, на плевок отвечал плевком, на оскорбление — оскорблением, на гримасу — гримасой, до тех пор, пока Папа криком не утихомиривал обоих. Тогда Бабушка ретировалась к себе, причитая и умоляя Всевышнего спалить этот дом и всех живущих в нем.

Как-то вечером во время ужина раздался стук в дверь. Папа открыл. На пороге — с охапкой пакетов — стоял… Бестоли!

— Всем привет! — выпалил он задорно, но, взглянув на Маму и Бабушку, тут же стушевался.

В его облике проглядывало что-то новое, сияющее, но это не были его новенькие костюм и зеленый галстук. Это было в его лице, которое светилось дружелюбием и добродетелью. Он даже кивнул нам — детям. Бабушка заговорила первой:

— Что тебе надо, долдон?

Фред попытался улыбнуться.

— Скинь его обратно в канаву, — сказала Бабушка отцу.

Он с сожалением перевел свой сияющий взор на Папу и зашептал что-то ему на ухо. Папа придвинулся поближе и, кивая и улыбаясь, восторженно внимал. Когда Фред закончил, Папа хлопнул его по спине и сказал:

— Молодец! Отлично, Фред!

Будучи человеком бесстрашным, Папа ввел его в гостиную и препроводил к столу. Фред с охапкой пакетов, стиснув зубы, замер перед нами.

— Это вам, — сказал он наконец, протягивая Бабушке продолговатую подарочную коробку.

Она отпрянула так, будто он совал ей змею.

— Бери! — скомандовал Папа.

Бабушка надулась и взяла коробку.

Фред покопался в пакетах и выудил еще одну — Маме. Та было засомневалась, но Папа вырвал коробку у Фреда и сунул ей в руки. Оставалось еще три пакета с тремя коробками. Все они были одинаковы — тонкие длинные коробочки, подозрительно смахивающие на упаковки для галстуков. Фред вручил каждому из нас по упаковке. Карло тут же начал ногтем ковырять бумагу, но Папа велел ему подождать. Фред чистым, сияющим взором посмотрел на Папу, который старательно откашливался, как если бы готовился произнести важную речь.

— Фред Бестоли вот уже тридцать пять лет остается моим другом, — начал он. — Он родился в десяти милях от моего родного городка. Мы в одно и то же время приехали в Америку. Он работал на износ в этой стране. Носильщиком, шахтером, проходчиком… Ломовая работа, а денег как не было, так и нет. И что он делает? Он прирабатывает чуток на продаже виски. Ну, несколько бутылок вина, там. Что, это плохо? Я считаю — нет! Но закон говорит — да. И он попадает в тюрьму, ну, там — три-четыре раза.

Фред кашлянул. Большая серебряная слеза скатилась по его щеке и упала с брызгами на пол. Это тронуло Бабушку. Она приподняла полу своего фартука и уткнулась в нее носом. Папа был явно доволен произведенным эффектом. Он возвысил голос, возвел глаза к потолку, взвил руки и продолжил:

— Там — наверху — и только там! — могут судить, что хорошо и что плохо, и там у Фреда есть друзья, пусть даже их не было бы у него ни одного здесь!

Мама, Фред и Бабушка уже плакали, и Папа был так поражен этим, что даже сам всхлипнул. Мой брат Виктор, не сдержавшись, хихикнул. Мгновенно на лице Папы обозначился такой звериный оскал, что Виктор поспешно потупился и уставился виновато в пол.

— Но сегодня Фред Бестоли стал другим человеком! — выкрикнул Папа. — Он изменился! Он покончил с продажей спиртного! Он хочет, чтобы мы все снова стали друзьями, как и прежде!

Бабушка подскочила и обняла Фреда своими маленькими пухлыми ручонками.

— Слава тебе, Господи! Хвала Всевышнему Отцу нашему!

Улыбаясь сквозь слезы, Фред запечатлел громкий поцелуй на ее седых волосах.

— Мой Фредерико, — сказала Бабушка. — Сын мой. Хорошо, как хорошо! Так-то оно намного лучше…

— А сейчас нам можно открыть коробки? — спросил Виктор.

Папа кивнул, и мы разодрали бумагу. Это были галстуки. Проникнуться чувством признательности было крайне трудно, но Мама заставила нас поблагодарить Фреда. В Бабушкиной коробке оказалась черная шаль. Она была сильно растрогана, когда накинула ее на плечи.

— Спасибо тебе, figlio mio, — вымолвила она, и слезы брызнули из ее глаз. — Тысячу раз тебе спасибо.

Тут она заметила Папу.

— О, Фредерико, это Бог сделал тебя моим сыном вместо него. За сорок пять лет я ничего не получила от него, кроме ночного горшка.