Диана Машкова - Если б не было тебя

– Дерьмо! – Василий плюнул прямо в кроватку. – Я тебе покажу! Дерьмо! Будешь знать, как жизнь мне ломать.

Он не решился прикоснуться к Аннушке: мамаша поднимет вой, побежит, чего доброго, в милицию. Зато придумал, как отомстить обеим сразу. Стащил с себя старые портки, присел посреди пола на корточки и, с трудом сохраняя равновесие, наложил прямо на пол.

– Будешь знать! – повторял он. – Будешь знать! Поймешь, чем пахнет!

Мамаша к тому времени только добрела до домишки, где располагалась летом скромная лавка. Зимой продукты возили сами, из города. Дачники разъезжались, оставалось в деревне пять домов – выгоды никакой.

– Клава! – тихо позвала она. На голос выплыла дородная продавщица и поморщила нос.

– Тебе чего?

– Ну, – мамка застопорилась, размышляя как быть, – макароны дешевые есть?

– Есть. Давать?

– Ну, – мамаша лихорадочно копошилась в карманах, – давай. И бутылку, – торопливо добавила она.

Денег почти не осталось, на хлеб и то не хватает.

Клава выложила требуемое на прилавок.

– Еще чего?

– Хлебца бы черного, – мать сглотнула слюну, – только у меня всего три рубля осталось.

– Подавись! – буркнула Клава, бросив буханку на прилавок. Жалела она эту дуру, хоть и ненавидела заодно со всеми ее приблудными мужиками. Но проявляла благородство души, помогала по старой памяти. Когда-то давным-давно они вместе в школу ходили в соседний поселок. За одной партой сидели.

– Спасибо, Клавушка! – мамаша расцвела. – Я все отдам. Как будет – сразу отдам. – Выложила смятые бумажки и грязную мелочь, схватила добычу и помчалась что было сил обратно. Васеньку утешать.

Открыла дверь в свою избушку и, привычная ко всякому смраду, удивленно заткнула нос. Вонь стояла невыносимая. Внутри было тихо и темно, все окна зашторены. Ничего не разобрать. Постепенно глаза различили – Василий стоит посреди комнаты без штанов, руки в бока. Смотрит на нее, победно ухмыляясь. Аннушка, сама устав от своего крика, едва слышно хнычет. Мамаша прошла, положила покупки на стол, отступила на шаг и увязла ногой в мягкой куче. Не разобрала. Нагнулась, потрогала, выпачкала пальцы. С запозданием поняла все и разревелась.

Василий захохотал. Он долго клокотал, даже не думая натянуть штаны. Аннушка заверещала громче, к жуткому смеху отца прибавился ее пронзительный визг. Мамаша не выдержала – трясущимися руками открыла бутылку и глотнула, сморщившись, прямо из горла.

Город и не думал отходить ко сну. Весна будоражила. Покачивала бедрами, бросала кокетливые взгляды, расплывалась в томных улыбках; вслед ей неслись посвистывания, причмокивания и улюлюканье. Одна только Маша Молчанова к чувственным сумеркам была безразлична: сосредоточенно шагала к метро, глядя прямо перед собой и чеканя шаг как солдат. Она не замечала растворенного в воздухе сладострастия – ее мысли блуждали далеко.

Отчего-то весенний аромат напомнил ей день из детства. Далекого, счастливого. Когда мама с папой были еще единым целым и составляли весь ее мир. Разве что книги дополняли эту идиллию. Будущая актриса, маленькая Маша лет с пяти безумно любила читать. Легко переносилась во времени, пространстве и сама становилась героиней книг.

Кажется, это было как раз весной – ответственная семилетка уже готовилась идти в первый класс, разбирала свои полки, чтобы освободить место для учебников. И наткнулась на тоненькую книжицу – «Козетту» Виктора Гюго. Наверное, ее принес папа, а она не успела прочесть. Отец всегда возвращался домой с работы с новыми книгами – приносил для себя и для дочки. В их небольшой квартире было уже не протолкнуться от полок и стеллажей, доверху забитых солидными томами и тоненькими изданьицами, а папа все нес и нес в дом «макулатуру», как шутливо называла эти сокровища мама. Остановиться он не мог – книги были плотью и кровью профессии, которую он любил как саму жизнь.

Машенька долго не могла оторваться от созерцания мрачной обложки. На ней, понуро склонившись, стояла девочка с огромным ведром. В бесформенных башмаках, кое-как подоткнутом, чтобы не споткнуться, взрослом переднике, малышка выглядела нищенкой. На лице ребенка замер испуг. Маша и представить себе не могла, откуда берется такой жуткий животный страх. Она открыла книгу и начала читать. Перед ней в ту же минуту ожили персонажи: противная толстая мамаша Тенардье, доверчивая Фантина и прелестная маленькая Козетта. Через несколько страниц Машенька уже видела себя, босую, с красными, опухшими от холода ступнями, под грязным деревянным столом. Как будто это ее навсегда оставили мама с папой и она должна была прислуживать чужой семье: мести полы, подавать на стол, ходить за водой. Замерзая, она брела по зимней улице в нищих лохмотьях с тяжелым деревянным ведром…