Диана Машкова: Если б не было тебя

Разве таким женщинам доверяют детей? Разве не из страха не соответствовать она так и не смогла решиться на рождение второго, третьего малыша?

И она сомневалась не только в себе. Для Олега Дашкино детство и вовсе прошло незаметно. Он безропотно помогал молодой жене – делал все, о чем она его просила. Приятельницы, которым куда меньше повезло со «второй половиной», не раз объясняли Машке, что ее супруг – идеал. Но лишнему часу общения с ребенком он всегда предпочитал компьютер или книгу. Неудивительно, что теперь, когда Даша выросла, картина стала зеркальной: несмотря на желание матери и отца проводить больше времени с дочерью, она не нуждалась в их обществе. А требовать от подростка внимания и общения было бесполезно – все это нужно ребенку, пока он растет. Их время прошло.

Аннушка появилась на свет теплым весенним днем. Распахнула глазки, покричала, как полагается, и тут же уснула. В роддоме ее так и прозвали – Соней. Малышка получилась хорошенькая: светленькая, с вьющимися волосиками и любопытными глазами-пуговками. Только Аннушка редко их открывала, все больше спала. За это няньки ее и любили.

Девочка без труда освоилась в новом мире. Узнавала мамин запах среди многих других и тут же начинала крутить головкой в поисках молока. Нежное тело, теплые руки, мягкая грудь – все было рядом. Аннушка сосала изо всех сил, а когда наедалась, продолжала лежать у мамы на руках в сладкой полудреме. Мама ей улыбалась. Прижимала к себе и укачивала. Обе были счастливые и засыпали вместе, посапывая. Но тут обязательно прибегала какая-нибудь нянька, кричала: «Нарушаете технику безопасности! Положите ребенка в бокс!» Мама никогда не злилась, виновато просила прощения, переодевала Аннушку в сухую пеленку и перекладывала в кроватку.

Но настало утро, когда все в жизни Аннушки изменилось. Сначала ее забрали у мамы. Замотали так туго, что нельзя было даже дышать, завернули в одеяльце и понесли по белым извилистым коридорам. Девочка кричала что было сил.

– Вас на машине встречают? – звонкий голосок весело полетел к потолку.

Мама стыдливо опустила голову – новенькая медсестра, ничего не знает. Надо же, никто не рассказал.

– Ну что вы! Мы так…

Услышав мамин голос, Аннушка тут же успокоилась.

– Опаздывает папаша?

– У бати нашего характер такой. – Мамаша, приняв дочку из рук удивленной медсестры, попятилась к двери. – Спасибочки! Мы пойдем.

– Но как же… – девушка забеспокоилась, – так неправильно.

– Ничего, ничего. На улице подождем!

Выпустили их на волю. А там солнце, трава. Аннушке на лицо упал первый луч, и она зажмурилась. Завертела головкой.

– Что ж ты прячешься, – мама тихонько засмеялась, – смотри, как красиво.

Она приподняла дочку, показывая деревья, дома. Покрутилась с ней.

– В городе хорошо, – мечтательно вздохнула, – и братики твои где-то здесь. Ходят, наверное, в детский сад.

Она вдруг запнулась и замолчала. Воровато оглянувшись, побрела с Аннушкой от роддома и вышла из ворот. Медсестра, приоткрыв дверь, печально смотрела ей вслед. Конечно, все по-своему поняла: нет никакого мужа. Жалко ей стало Аннушку-Соню, маленького ангелочка. Что там ждет ее впереди?

Впервые в жизни Аннушка – мама сразу ее так назвала, давно хотела в честь бабушки – ехала по городу в трамвае. Потом впервые в жизни спала в электричке. А потом долго-долго тряслась на руках у матери, пока та шла через поле, исправно спотыкаясь о каждую кочку. После электрички пахло от мамаши уже по-новому. Не молоком. Так же, как от темной бутылки, к которой она то и дело прикладывалась, сидя на деревянной скамье в вагоне. Девочка хотела есть, всю дорогу от станции до деревни плакала. Но родительница, казалось, голодного крика не замечала. Только в конце пути Аннушку укачало. Так и попала домой в беспамятстве.

Очнулась малышка в старой кроватке посреди ветхой избы. Потемневшие бревенчатые стены, деревянный потолок в огромных щелях, заросшее паутиной и пылью крохотное окно и два склонившихся над кроваткой расплывчатых овала с красными пятнами ртов. Маму Аннушка узнала – слабый запах молока робко пробивался сквозь противную вонь, добираясь до голодных ноздрей. Она наморщила носик и хотела заплакать. Но мамаша наконец сообразила – взяла ребенка на руки и сунула ей набухшую грудь. Малышка скривила недовольно крошечный рот – молоко оказалось горьким, – но все равно продолжала сосать, скорбно нахохлившись.