Роберт Динсдейл - Хижина в лесу

В клубах пара в кухне появился дед.

— Но сначала мы поужинаем, — заявила мама. — Ступай умойся.

На ужин у них был суп с обсыпанными пряностями и тонко нарезанными колечками колбасы. Капустняк оказался густым, словно овсяная каша, а колбасу приходилось долго пережевывать. Все трое ели из одной миски. После ужина мальчик обычно помогал маме мыть посуду, но на этот раз старик отослал ее из кухни, и ему пришлось помогать деду с уборкой. Пар до сих пор не развеялся, и они работали в духоте — впрочем, мальчик находил это по-своему занимательным.

Когда все было сделано, мальчик вернулся в комнату и обнаружил мать у камина. В квартире было тепло, но он решил не показывать своего удивления.

— Подойди ко мне.

Мама сидела в кресле-качалке, в котором теперь спал дед. Сбоку на кипе газет лежали ножницы, расческа и стоял стакан красного виноградного сока. В больнице говорили, что маме надо регулярно его пить.

— Мне нужна твоя помощь.

Она сняла платок, и мальчик отчетливо увидел место, откуда на подушку в день их приезда выпала прядь ее волос. Были участки, где вообще не осталось ни волосинки. На других рос легкий, словно у младенца, пушок. Впрочем, в памяти мальчика она оставалась все той же мамой с длинными, пшеничного цвета волосами, обрамляющими лицо.

Мама посадила мальчика к себе на колени и вложила ему в руку ножницы. После операции он уже и не надеялся, что будет когда-либо снова сидеть у мамы на коленях. Показав, как следует правильно держать ножницы, она провела рукой по волосам и сжала первую прядь.

— Режь как можно короче.

Он очень осторожно отрезал волосы. Потом стало легче, и они дождем заскользили на пол. Когда-то мама стригла его, а теперь он ее. Когда от головы отделилась очередная прядь, у мальчика за спиной возник дед, вытирая руки полотенцем.

— Вика…

— Тише, папа, — прошептала мама. — Не отвлекай его.

Возле камина стоял деревянный стул. Дед уселся на него и уставился на голубоватое пламя в камине.

— Расскажи нам сказку, — попросил мальчик.

— Сказку… — рассеянно повторил старик.

Хотя мальчик был занят стрижкой, от его внимания не укрылось, что мама вопросительно взглянула на отца.

— А какую сказку ты хотел бы услышать? — спросила она.

Мальчик задумался и не заметил, как поцарапал кончиками ножниц кожу на ее голове. Он вообще слишком увлекся, чтобы обращать внимание на то, что осталось от волос матери. Так лесник, уверенный в своей непогрешимости, может невзначай стать виновником пожара.

— Расскажи одну из тех, народных сказок, которые рассказывал мне в детстве, — предложила мама.

Слова матери порадовали мальчика, и рука с ножницами вновь принялась за дело.

— Вика, я уже не помню…

— Прошу тебя, порадуй его.

В глазах старика отразилась нешуточная душевная боль. Этого мальчик понять уж никак не мог. Как можно так огорчаться из-за какой-нибудь сказки?

— Есть разные сказки.

— Мне всегда нравились те, в которых рассказывается о лесе. Не все из них страшные… Правда ведь, папа?

Мама отстранилась от мальчика, мешая продолжать ее стричь.

— Твой дедушка когда-то знал много-много сказок о героях, которые надевали шпоры и брались за мечи во времена, когда мир был еще молод и дик. Когда твоя мама была маленькой девочкой, дедушка часто рассказывал ей эти сказки, а потом перестал…

— Сказку так сказку, — чуть слышно произнес старик.

— Я люблю сказки, деда! — просиял мальчик.

Старик выглядел как человек, попавший в западню. Его голубые глаза потемнели, но от счастливой улыбки внука и умоляющего взгляда дочери спасения не было.

— Мы слушаем, папа. Сказка — это всего лишь сказка.

Явно не зная, как поступить, дед все же согласно кивнул. Когда он заговорил, голос его звучал по-старчески глубоко. Мальчик видел, что на маму звук этого голоса производит воистину волшебное впечатление. Она прямо-таки светилась от счастья. Мальчик поудобнее устроился у нее на коленях, позабыв о неоконченной стрижке, и весь превратился в слух.

— Это не сказка, а присказка, — начал дед. — Настоящую сказку вы услышите завтра после ужина, когда вдоволь наедитесь свежего хлеба.

Он взглянул поверх головы внука на мать. Та кивком подбодрила его.

— Ну вот, — перейдя на полушепот, продолжил дед, — давным-давно, когда на свете еще не было ни нас, ни наших прадедов, в землях, не столь отдаленных от наших, под высокими небесами, на тучной равнине семи верст в диаметре, жил крестьянин со своей женою, и было у них двое близнецов — сын и дочка, похожие, словно два снежка. Вышло так, что их мать умерла, простудившись, и отец долго горевал… Год горевал, два горевал, три горевал, а на четвертый решил привести в свой дом другую женщину, так как негоже, чтобы дети росли без матери. И вот женился крестьянин, и вскорости после этого вторая жена нарожала ему детей. Мачеха относилась к приемышам не лучше, чем крестьянка к чертополохам, выросшим на пшеничном поле. Она ревновала их к своим детям и обращалась с ними очень неприветливо, била, словно это были ослы, и держала их впроголодь. И вот однажды ей в голову пришла мысль: «А почему бы вовсе не избавиться от них?»