Ричард Лаймон: Хижина в лесу

Я не выхожу из своей хижины после захода солнца, я проверяю ставни на окнах, баррикадирую дверь и сижу перед камином. Однако я не сомневаюсь, что оно может пробраться внутрь, если захочет.

До сих пор не пыталось.

Я живу в страхе, представляя себе ночь когда оно войдёт. Хилые ставни, незапертая дверь не смогут остановить эту ужасную тварь. Я бы сбежал, если бы мог. Унёсся прочь из этой хижины, от этих холмов, растаял в толпе людей в огнях большого города, никогда бы нога моя не ступала в чащобу.

И всё же я здесь.

Кроме моих ног, средства к перемещению у меня отсутствуют, а ближайший город находится на расстоянии многих миль. Даже если я начну своё путешествие с первыми лучами солнца, я боюсь, что тьма настигнет меня, пробирающимся сквозь заросли дикой местности и оно придёт. Конечно, мне может повезти и я наткнусь на какое-нибудь убежище, может это будет охотничий домик или такая же хижина, а может даже дорога, где я смогу поймать машину с водителем, который увезёт меня отсюда. Если даже это всё и возможно, я пока не нашёл ничего. Временами я оставляю моё безопасное убежище в поисках какого-нибудь соседа, путника или дороги. Я исследовал всё вокруг в разных направлениях. Исследования мои не занимали более шести часов за раз. Возможно, вы слышали выражение: «Для бешеной собаки семь вёрст — не крюк?»

Я чертовски похож на эту собаку.

И всё же зная, что мне нужно вернуться в мою хижину перед наступлением ночи, я могу проходить намного меньшую часть, чем хотел бы. Прошло уже много недель с тех пор, как я попал в эту ловушку. Прошёл я тоже немало, за счёт того, что ускорял темп ходьбы.

Совсем недавно я сделал попытку бежать.

Я начал свой путь с рассвета, чтобы преодолеть максимально большое расстояние, я бежал до тех пор, пока не выбился из сил, затем я переходил на ходьбу давая себе отдохнуть, затем снова бежал. Я осилил вдвое больше, чем обычно. За весь путь я не смог найти ни одно, хотя бы временное убежище, не смог найти и дорогу. И вот, наконец, в середине дня я решил вернуться обратно. Боже, мне не хватило времени, я был совсем без сил, спешил как мог, но вскоре осознал тот факт, что до темноты мне не достигнуть моей хижины.

Я чувствовал приближающийся конец.

Хуже того, с заключёнными в тюрьмах обращаются лучше, их милосердно вешают или сажают на электрический стул, а не разрывают на части и разбрасывают их по лесу. Однако у меня всё ещё был двуствольный дробовик Артура. Это чудовище он не возьмёт, а вот для меня — будет в самый раз. Я был готов использовать его для себя, если бы выбор стоял между такой смертью и этим монстром. Таким образом, с обещанием самому себе воспользоваться дробовиком в крайнем случае, я продолжил свой путь к хижине. Бегство началось после двенадцати часов дня. Я уклонялся от веток деревьев и кустов на моём пути, обходил стороной ручьи, преодолевал холмы, обрывы, иногда падая или останавливаясь передохнуть реже, чем нужно было моему организму, но всё равно слишком часто, чтобы перерывы казались обоснованными. Через несколько часов солнце приобрело насыщенный золотистый оттенок, а все предметы вокруг отбрасывали длинные тени. Когда-то это было моё самое любимое время дня с его меланхоличной красотой. Сейчас же моё сердце наполнилось ужасом, потому что это значило очень скорое приближение заката солнца и тьмы, в которой сновало это ужасное нечто.

Вскоре наступил закат, тихий и тусклый, серый и синий. Ноги мои одеревенели, руки безвольно повисли вдоль тела не в силах держать оружие, лёгкие горели, а сердце было готово взорваться, но я всё равно продолжал свою гонку. Наконец, когда тьма совсем опустилась на холмы вокруг меня, я увидел хижину вдалеке. Я продолжал прорываться вперед, несмотря на то, что ноги не могли уже нести меня, а воздух не попадал больше внутрь. Я оставил деревья позади и с трудом шёл по открытой местности всё ближе и ближе к моей хижине. Я услышал крик этой безбожной твари и звуки издаваемые взмахами её огромных крыльев, я видел силуэт, что закрывал все звёзды в округе.

Оно не захотело нападать, не сегодня.

Вместо этого оно было занято чем-то ещё, но оно вернётся если не сегодня, значит завтрашней ночью, оно никогда не даст мне покинуть это место, ему нужно то, что есть у меня.

Сначала не стало Артура Эддисона — моего шурина. Естественно, я потрясён его смертью, но также ловлю себя на мысли, что какая-то часть меня испытывает наслаждение.