Дональд Крик - Мартин-Плейс

— Да нет, — уныло ответил ее муж. — Я сам от него многого жду. И помог бы ему, было бы чем! Я только не хочу, чтобы он стал надутым зазнайкой, вот и все. А если все пойдет по-твоему, он и на нас-то глядеть не захочет, — закончил он со смутным предчувствием катастрофы.

Марта торопливо обдумывала его слова. Они пробудили некоторый страх и в ее душе, так что, успокаивая его, она больше старалась успокоить себя.

— Это глупости, — сказала она. — Я знаю его лучше, чем ты. Он еще будет мне благодарен, что я не дала ему плыть по течению. Он ходит в церковь, — добавила она истово, — а это главное. Преподобный Рейди дал ему прекрасную рекомендацию. И это лучшая для него помощь. А я просто не хочу, чтобы он начал своевольничать, еще не научившись понимать, что для него полезно, а что нет.

Перевернув газетную страницу, Деннис поискал глазами какой-нибудь интересный заголовок.

— Ну, тебе видней, — сказал он. — Да только Дэнни уже не маленький, так что не заставляй его все время держаться за твою юбку.

— Попозже пойди поговори с ним, — ответила она. — У него тогда станет полегче на душе.

Когда Деннис поднялся в комнату сына, Дэнни сидел за письменным столом, уже несколько успокоившись, — бушевавшая в нем буря выплеснулась в три строфы, запечатленные на листке из книги бухгалтерского учета.

Его отец, близоруко прищурившись, рассматривал учебники бухгалтерского дела, лежавшие на столе. Это был ключ к тому неведомому миру мягких кресел, большого жалованья и короткого рабочего дня, куда предстояло вступить Дэнни.

— Ты занимался? — спросил он с некоторой робостью.

Дэнни кивнул, обрадовавшись, что его стихотворение осталось незамеченным.

Деннис переступил с ноги на ногу.

— Мы с твоей матерью, сынок, хотим, чтобы ты вышел в люди, — сказал он с чувством. — А с меня ссор хватит. Ты уж совсем взрослый, и я ей сказал: он сам знает, что делает, ну и оставь его в покое.

Дэнни ответил, что они все погорячились. И просто надо про это забыть. А вообще-то во всем виноват Жестяной Заяц, прибавил он, оттаяв, и рассказал, что произошло.

Улыбаясь, Деннис почесал в затылке.

— Ну, этому нахалу не повредила бы хорошая затрещина. Да если на то пошло, то и самому Митфорду тоже, — он чуть было не назвал бакалейщика елейным скрягой («Надо бы им в церкви приглядывать, куда он собирает пожертвования: на блюдо или в свой карман»), но удержался. Кто его знает, что подумает мальчишка! А он уже достаточно напортил для одного вечера.

Оставшись один, Дэнни, в ушах которого еще звучал виноватый голос отца, вернулся к своим стихам. Они возникли из сегодняшней ссоры и ощущения того краха, к которому пришла с годами жизнь его родителей. Изменив два-три слова, он еще раз перечитал стихотворение.

Он стоял перед лавкой Митфорда, глядел на пыльные ряды банок, картонок и объявлений в витрине и время от времени посматривал на перекресток. Когда она показалась из-за угла, он пошел к ней навстречу.

Она, по-видимому, бежала и вся раскраснелась.

— Я опоздала, потому что сегодня мы обедали поздно.

Внезапно радость сковала его и сделала неуклюжим.

— Знаешь, Изер, я даже не думал, что ты придешь.

Ее глаза весело заблестели.

— А я никому ничего не сказала! — и с вызывающей откровенностью, которая еще больше поразила его, она добавила: — Я сказала, что иду к Мери Брюэр.

Ее поступок должен был бы польстить ему, но он почувствовал некоторую тревогу. Если ее мать узнает, Изер придется плохо, а ему было больно думать, что из-за него ее душевную ясность могут замутить, внушить ей, что она очень виновата.

Они пошли в парк и нашли свободную скамейку у пруда, где мальчишки пытались выудить из тины бог знает какие тайны. Изер сидела очень чинно, сложив руки на коленях, а он закинул ногу за ногу и оперся локтем на спинку скамьи.

— Когда я был мальчишкой, я катался тут на плоту, — сообщил он тоном старика, вновь посетившего места, где прошла его юность.

— Мальчикам живется веселей, чем девочкам, — заметила она. — Им больше можно. Почему я только но мальчик!