Дональд Крик - Мартин-Плейс

— Что меня уволили.

— Но разговаривать с ним ты будешь сам. Я ему ничего не скажу. Ты всю жизнь будешь жалеть об этом. И так уже хуже некуда.

— Я пока постараюсь не допускать самого худшего.

Это обещание, отзвук все тех же раздирающих его противоречий пробудили в ней бессильную тоску, и она пожала плечами.

— Больше я ничего не скажу.

Но и он больше ничего не хотел говорить.

Как всегда, когда он зашел, Морин была уже готова. По дороге она сказала;

— Давай пойдем сегодня в кино, Дэнни. Я люблю смотреть на большие квартиры, в которых они живут. Интересно, правда? И как они одеваются в меха и драгоценности. До чего, наверно, потрясающая жизнь!

— Абсолютно потрясающая.

Она по-хозяйски прижималась к его локтю. Ощущение близости просыпалось в нем, сливаясь с дешевым блеском ее целлулоидной мечты. Он отключил ту часть своего сознания, которая была чужда ей, и обнял ее за плечи.

После кино они зашли в бар.

— Знаешь, Дэнни, — сказала она, мечтательно глядя поверх стакана крем-соды со льдом, — это был чудный фильм. Интересно, как это — жить вот так, как она.

И он сказал:

— Да, интересно.

— Не то что весь день стоять у машины в грязном цехе на чертовой фабрике. Бр-р! Говорят, что тем, у кого есть работа, еще очень повезло. Так ли уж повезло?

— Не слишком, Морин.

Он знал, что думают они о разном. А потом ее восторги сменились циничной насмешкой, потому что он сказал:

— Ему не пришлось добиваться слишком долго.

— Конечно, такому, как он, это нетрудно, — ее улыбка довершила картину, и он засмеялся.

— Ты еще не видела меня в белом галстуке и фраке.

— Ты все равно красивый, Дэнни. — Их глаза на мгновение встретились, а потом Морин смяла свою соломинку: как будто обидевшись, подумал Дэнни.

— Хочешь еще?

— Нет, спасибо.

— Ну, тогда пойдем.

Они пошли в парк. Вечер был теплым. В их тайнике — никого.

Дэнни расстелил пиджак на траве. Морин прижалась щекой к его щеке, и он поцеловал ее. А когда его рука коснулась ее груди, Морин прикрыла его руку ладонью и крепко нажала. Она тяжело задышала, и он почувствовал, как в ней пробуждается страсть. Но когда он придвинулся к ней, она не далась.

— Дэнни, не надо… пожалуйста.

Он удивился, но послушался, и это вызвало в ней прилив нежности. Она гладила его волосы, тихонько не то всхлипывала, не то стонала — так, словно в ней жило чувство более глубокое, чем в нем.

Когда она в первый раз произнесла эти слова, они слились в неясное бормотание, и он, решив, что это бессмысленный любовный шепот, не стал переспрашивать. Через несколько минут она снова сказала это, и, хотя голос ее был тихим и трепетным, он хорошо расслышал:

— Дэнни… Ты не женишься на мне, Дэнни?

В его мозг ворвалась окружающая мгла, и его руки ослабли. Было бессмысленно говорить себе, что он не хотел пробуждать в ней такого чувства, раз уж это все равно случилось. Здесь был синтез всех его неудач, и ему было страшно признать, что он сам себя предал. И ее. Он мог дать радость ее телу, но не мог сделать ее близкой себе духовно. Однако если Морин и чувствовала это, тем не менее она все-таки видела в нем спасение. И руководил ею не расчет, а искренняя привязанность — но это только усложняло его положение. Как мог он объяснить ей, что они похожи на те два солнца, которые мерцают вон там, рядышком, разделенные миллионами световых лет? Он сказал, стараясь не сделать ей больно:

— Это невозможно, Морин. Будущее слишком неопределенно. Меня увольняют.

Она откликнулась с живым сочувствием:

— Вот не повезло, Дэнни! Но ведь я могу и подождать, пока ты найдешь другое место. Я… Я только хотела узнать, хочешь ли ты…

Дэнни закрыл глаза и подумал, что, во всяком случае, хоть часть правды он может сказать с полной искренностью.

— Что толку говорить это, Морин! Я не могу жениться, пока положение остается таким. Ни на тебе и ни на ком другом. А я не знаю, когда оно изменится.

— Если бы ты любил меня, ты бы обещал… — Ее голос замер, и она заплакала. Внезапно она начала бить себя кулаком по колену. — Не знаю, не знаю!.. Никогда ничего хорошего не получается. Просто жить не хочется.

— Ну же, ну… — Дэнни обнял ее, и она, рыдая, прижалась к нему. — Ну прости, — сказал он и повторял это, пока Морин не успокоилась.

— Я бы здесь до утра просидела, — бормотала она. — Вот если бы у нас было куда пойти…

Иногда они целовались — тихо и нежно, словно уже была утолена страсть. С листьев скатывались капли росы и падали на землю, как редкие капли дождя. Стало прохладнее. Морин вздрогнула и крепче прижалась к Дэнни, а он сказал: