Нина Федорова - Уйти по воде

Почему должно быть какое-то «умерщвление плоти», когда это такая радость – плоть, она даже не знала, как это прекрасно – чувствовать, ощущать, испытывать каждой клеточкой тела, удивляясь и радуясь новизне Простое понятное счастье, самый простой и ясный смысл жизни в том, что все это ей дано, что все это она может, что она – просто-напросто – живет!

Везде, кругом было утверждение – любви и жизни. Вовсю цвели цветы в палисаднике под окном, благоухая на все лады, и оказалось вдруг, что они такие разные и такие красивые – желтые, красные, синие, розовые, с короткими или длинными лепестками, с колючками или листиками – целый сказочный сад! Дворник Хасан поливал их из шланга прямо из распахнутого окна своей полуподвальной дворницкой, где шипело и шкворчало на плите какое-то ароматное восточное блюдо – это готовила обед его жена, приветливо улыбаясь уходившей со двора Кате, Катя улыбалась в ответ – до свиданья, до вечера, вы же знаете, пропаду на целый день.

Летел по всему городу тополиный пух, они по очереди спрыгивали с трамвая, сначала Костик, потом – прямо ему в руки – Катя, ее юбка на мгновение надувалась, как парус, теплый ветерок охватывал ноги, трамвай, гремя, уносился прочь в белом пуховом облаке, и они с Костиком шли дальше – как в детстве, навстречу неведомым приключениям Сквозь густую темную зелень незнакомого двора летели летние запахи и звуки – из форточки первого этажа бодро тараторили радиоведущие, чья-то мама кричала из окна «Саша, обедать!», кошка кралась по балконным перилам, задевая напряженным дрожащим хвостом только что вывешенное белье, пахнущее свежестью и почему-то морем, бритоголовый огромный парень, голый по пояс, пил пиво из бутылки, свесив бессильно с подоконника тяжелую страшную руку, со вздувшимися от жары жилами и синими татуировками, поглядывал на улицу и проходящих мимо с презрительным безразличием

Они, как два сказочных героя, куда глаза глядят, шли – мимо бабушки в цветастом халате и колготках, сползающих складками по ее худым дрожащим старческим ногам, шаркающим в байковых тапочках через детскую площадку, мимо теток в шлепанцах и соломенных шляпах, тащивших тяжелые сумки по тенистой стороне улицы, мимо мужчины с портфелем, в рубашке с коротким рукавом, заправленной в светлые офисные брюки, который, отдуваясь и вытирая носовым платком красную распаренную шею, спешил из метро. И мальчишки, пролетающие, гремя и звеня, на великах, быстрые, как птицы, галдящие на своем же, птичьем, только им понятном языке, бешено крутя педали расцарапанными загорелыми ногами, проносились мимо и обдавали на мгновение запахом детского беззаботного лета – как будто посылали весточку двум героям, заблудившимся в сказочном мире

Нет, ничего особенного не происходило вроде бы, никаких чудес, но она никак не могла понять – почему раньше, почему до этого лета не видела никогда, не замечала ничего вокруг? Почему только сейчас в нее втекал как будто весь этот мир кругом, все эти мальчишки, бабушки, тетки, алкаши у подъезда, дети в колясках, она вдруг стала чувствовать их чувствами, видеть сразу множеством глаз и слышать множеством ушей, ощутила неожиданно, страстно, полно – жизнь, такой, какая она есть, ощутила и полюбила мгновенно, только не понимала – как же раньше-то она вообще жила?

Но почему-то именно сейчас, осознав неожиданно всю полноту жизни, она в первый раз испугалась смерти. Раньше она не боялась, «Хорошо жить с мыслию о смерти» – так даже называлась какая-то книжка, православные христиане вообще должны все время помнить о смерти, надо ложиться в постель, как в гроб, Катя это слышала как-то по «Радонежу» от одного батюшки Он еще советовал и руки скрещивать, как покойник, и так засыпать, Катя один раз так и сделала, но мама велела немедленно это прекратить и выбросить из головы Смерть являлась освобождением от страдания, в котором нужно жить до конца своих дней, смерти надо было ждать, надо было радоваться, ведь после нее – выстраданная награда. Поэтому она о смерти никогда не думала всерьез, никогда не ощущала хрупкости мира, только его греховную тленность.

Но теперь оказалось, что жизнь и смерть сплетены тесно и неразрывно, еще на занятиях по рисованию ее учили, что самая густая тень лежит возле самого яркого света, и получается, если есть любовь и жизнь, то есть и страх и смерть, вот она и познала ее близко, ощутимо – ее неотвратимость и окончательность, и в бессвязной и бессознательной молитве Катя обращалась к Богу: Господи, но почему?