Нина Федорова - Уйти по воде

Но ведь просто невозможно отказаться от всего этого! От Костика, от любви, от новой жизни! В конце концов, отец Митрофан, вы же сами разрешили влюбляться в двадцать! Невозможно, просто невозможно вернуться в тот мир, в котором она так долго жила, – в выхолощенный, аскетичный и пустой мир, где надо было вечно осознавать себя худшим из грешников, «держать ум во аде и не отчаиваться» Не могла она уже вернуться в ледяную пустыню с умерщвлением плоти, с изгнанием всякой душевности, с вечным парением духа, еще тогда, после той Пасхи она поняла – все это подходит для смерти, а сейчас ей хотелось любви и жизни.

Да и как вообще сейчас расстаться с Костиком, – заговорила ее земная, грешная и коварная часть души, которая всегда и везде искала оправдания, – нельзя же его вот так вдруг бросить! Что за мнение о Церкви у него сложится – я с тобой не встречаюсь, потому что меня батюшка не благословил, ты некрещеный и иди отсюда, я тебе даже объяснять ничего не буду, потому что ты враг, ты металлюга и алкоголик, а мы тут все святые и вам, грешным, места среди нас нет Как у отца Маврикия, что ли, будем? Впрочем, будь ее духовником отец Маврикий, Кати бы, наверное, уже не было в живых после такого разговора. Воображение в ужасе отказывалось рисовать, что бы сделал с ней отец Маврикий. Отлучил от причастия на год? Или сразу на все десять лет? Назначил бы «Канон покаянный» и по сорок поклонов каждый день до конца жизни? Наверное, это было бы самым легким наказанием за все эти прогулки, поцелуи и леденцы на палочке Отец Маврикий ей бы прописал леденцы! И чупа-чупсы заодно.

«Знаю случаи, – заговорил вдруг вызванный из небытия отец Маврикий, – когда это чувство становилось греховной страстью, когда оно вытесняло и веру, и любовь к родителям, и доверие к духовнику. Ведь может православный человек влюбиться и в человека нецерковного, ужасно, когда человек влюбляется не в того, кто ему предназначен Богом, ведь как может быть предназначен Богом человек, который не разделяет с тобой твою веру?»

Разум ей говорил именно это, повторял отца Маврикия на все лады, но сердце, сердце твердило совсем о другом. Впрочем, можно ли слушать сердце в таком случае? «Я не знаю другого падения монаху, кроме того, когда он верит своему сердцу».

С каким-то внутренним болезненным стыдливым смешком она вспомнила вдруг картинку, которую с таким удовольствием рисовала когда-то – благочестивая девушка в платочке и демонический неформал: ах, Катя, Катя, если бы ты знала, что мечты иногда сбываются, а нарисованные герои обретают плоть! Так хотелось тебе подвигов и трагедий, так легко тогда казалось выйти победителем, так просто было выбрать горький, но праведный путь – только в жизни-то все куда больнее и сложнее, чем в книгах и в мечтах. В жизни все по-настоящему и навсегда – и по выбранному пути идти придется не нарисованному герою, а тебе. Вот теперь и ты стоишь на перепутье, как и хотела – в белом платочке, справа – храм, Бог, отец Митрофан, духовная жизнь, слева – твой неверующий и некрещеный «металлюга и алкоголик», жизнь, полная удовольствий, а не подвига

Не малодушничай, не придумывай отговорок, ты все слышала, ты все знаешь. Есть право и есть лево, есть неудобный, тернистый путь подвига и веры, путь встречи с Богом, а есть путь страстей, путь яркий, легкий, удобный, веселый. Только если Бог на другом пути, то подумай, кого тогда ты встретишь на этой удобной дороге?

Сквозь голые ветки деревьев сиял золотом купол, и луч весеннего неверного солнца ласково гладил ее по щеке. Она посмотрела на крест на куполе Я не буду об этом думать Я не буду – пусть все идет так, как идет, пусть. Я просто не буду об этом думать!

Новый год

I

Наступило лето.

Мама с Аней и Ильей уехали на дачу, на дачу скоро собирался и папа – за счет накопившихся отгулов и переработок ему дали большой отпуск, почти два месяца Катя как раз сдала сессию, но на дачу не собиралась – какая дача, когда у нее тут Костик?

Из-за этого по всей квартире невидимыми нитями были натянуты недовольство и отчуждение, о которые все постоянно спотыкались: Катя не могла оторваться от своей любви и не хотела замечать ничего вокруг, родители же просто боялись «на всякий случай», боялись всего – и того, что дочка вроде бы выросла и хочет жить самостоятельно, и того, что она в первый раз в жизни не едет на дачу, и грязного соблазнения со стороны Костика боялись, и, конечно же, внезапной беременности.

Катя уже приводила Костика в гости, и вроде бы он понравился родителям, но потом, через несколько недель после очередного разговора о его воцерковлении, когда стало понятно, что в храм он не идет, а Катя и не настаивает, состоялся серьезный «разговор». Родители даже слегка вышли из себя Они кричали, что Катя охладела к храму, что она скатывается вниз, что отец Митрофан не благословил, что Катя сломает себе жизнь, все неверующие изменяют своим женам, никакой жизни с ним у Кати не будет, надо немедленно это прекратить, пока она окончательно не скатилась в блуд!