Жан-Мишель Генассия - Удивительная жизнь Эрнесто Че

– Расскажи, как все прошло.

– А нечего рассказывать. Она несчастная женщина. Ты оказался прав – будет лучше, если мы станем общаться в письменной форме.

У каждого из нас есть слабое место. Даже у самых сильных, даже у тех, кто пока не подозревает о его существовании. Некто из прошлой жизни, кого мы бросили, обидели, о ком забыли, с кем не сумели поговорить, вдруг возвращается, как призрак, из-за одного лишнего слова или неловкого жеста. Ахиллесовой пятой Кристины была ее мать: они не могли жить вместе, страдали в разлуке и были не способны понять друг друга. Со временем открытая рана затянется и будет причинять Кристине меньше страданий. Она никогда не говорит об отношениях с матерью, но не может не думать о них. Нелли называла это ее «пунктиком», ее крестной мукой. Печальней всего, что Кристина верит – решение есть, однажды все уладится, чувство вины исчезнет. Она пока не знает, что старые обиды подобны зыбучим пескам: делаешь уверенный шаг, а следующий утягивает тебя на дно.

Иногда, занимаясь любовью, Кристина вскрикивала от внезапной колющей боли внизу живота, но и слышать не хотела о том, чтобы Йозеф осмотрел ее: «Ты не мой доктор!»

– Может, нам стоит выждать, пока все не заживет?

– И как долго мы будем воздерживаться?

– Несколько недель, два-три месяца.

– Ты с ума сошел! Просто будь нежным, и ничего не случится.

Йозеф всегда был нежен – бесконечно, невыносимо нежен с Кристиной.

У нее был очень крепкий сон, она прижималась к Йозефу, обнимала его за плечо, забрасывала ногу ему на ногу, тесня к краю кровати, а он наслаждался близостью, слушал, как дышит любимая женщина, как бьется ее сердце (а может, стучал его «мотор»?).

Кристину разбудил вой сирены. Сквозь ставни и складки штор пробивался свет, но встать она не могла – не хотела будить Йозефа, который держал ее за руку и выглядел очень счастливым. Она погладила его по лицу, поцеловала в лоб, он открыл один глаз и улыбнулся:

– Нас бомбят?

– Не немцы, у них больше нет самолетов. Это американцы.

– Наверное, нужно спуститься в бомбоубежище, – сказал Йозеф, они начали одеваться, и в этот момент зазвонили колокола церкви Сен-Мишель и кто-то забарабанил в дверь.

– Просыпайтесь! – кричала мадам Мораз.

Кристина открыла, и хозяйка произнесла, глотая слезы:

– Войне конец!

– Это точно?

– Немцы сдались! Капитуляция подписана! Сегодня самый счастливый день моей жизни.

Кристина ошеломленно кивнула, кинулась Йозефу на шею, и он крепко прижал ее к себе.

– Дождались!

Люди на улицах размахивали трехцветными флагами, обнимались, плакали.

– Уезжаем немедленно! – воскликнул Йозеф. – Через Германию пробраться будет трудно, а вот через Швейцарию и Австрию наверняка получится. Обратимся в чешское консульство в Цюрихе, они подскажут, какую дорогу выбрать.

Йозеф спросил мадам Мораз, как им побыстрее попасть в Цюрих. Нужна была машина с водителем, готовым стартовать немедленно. Один из кузенов хозяйки водил такси, но везти пассажиров отказался – прифронтовая зона кишела немецкими дезертирами, никто другой тоже не согласился. В конце концов мадам Мораз решила сделать это сама, она надеялась разжиться в Швейцарии бензином на обратную дорогу.

Они поднялись наверх, чтобы собрать вещи. Кристина смотрела, как Йозеф пытается распихать все по чемоданам и сумкам, но помощь не предлагала. Она выглядела такой напряженной и растерянной, что у Йозефа упало сердце. «Передумала… Она передумала и не поедет со мной!» – решил он.

– Вот что, Йозеф… Нам нужно поговорить. Я давно должна была признаться, теперь отступать некуда. Ты имеешь право передумать… насчет нас, и я не обижусь.

Йозеф с тревогой смотрел на Кристину, а она молчала, подбирая слова.

– Не хочу ничего от тебя скрывать. Если мы собираемся жить вместе, должны быть честны друг с другом… я не смогу иметь детей. Доктор Розье предупредил меня, когда выписывал из больницы.

– Не переживай, я все знаю. Мы сможем усыновить ребенка, война стольких детей оставила сиротами…

– Ты уверен?

– На все сто! Мы поженимся, и у нас будет счастливая семья, я тебе обещаю.

– Может, с женитьбой стоит подождать, пока не убедимся, что не совершаем ошибки?

– Все будет так, как ты захочешь, но железо нужно ковать, пока горячо, так что думай скорее – вдруг я потом передумаю?

– Не смейся надо мной, Йозеф, и никогда не шути на эту тему, договорились? Как мы будем добираться до Праги?