Сергей Саканский - Наблюдатели

Готовлю ему завтрак. Не удержалась – опять плюнула в яичницу. Два желтка на сковороде, как желтые глаза убийцы. Не отпускает утренний сон: я буду старухой, Микрова тогда уже не будет, а Жан станет таким же, как Микров сейчас…

Все, что я вижу, я вижу сквозь Жана. Мой Жан – это бледная дрожащая картинка, за которой вся остальная реальность. Его гладкие, блестящие мускулы. Его мягкая детская улыбка, когда он кончает.

Сегодня все обошлось без утренней ссоры: Микров тих и задумчив. Он ест. Он молчит. Грудь почесал под халатом. Ненавижу.

Он собирается на работу, как студент, пешком, когда все уже давно живут в собственных машинах, он часто говорит, что ему не нужна машина, ибо он не такой как все, а он просто нищий, он пропойца, он не может удержать денег…

Хлопнула дверь!

Он будет глазеть на девушек в утреннем метро. Жалкая доля: ведь в это время едут одни дурнушки, а красавицы по утрам еще спят, они едут часа на два позже, а настоящие, супер-красавицы – в метро не бывают вообще…

Вчера Жан намекнул, что у него созрел какой-то план… Кажется, скоро мы будем спасены. Мы встретимся сегодня, совсем уже скоро, и спокойно поговорим.

В том мире все подчинялось стройной, каким-то определенным законом описанной гармонии, а что же происходит в этом?

Каждое явление прежнего мира служило нескольким однонаправленным целям – ничего случайного, ничего лишнего: любая, казалось бы, самая незначительная деталь, при ее пристальном рассмотрении обнаруживала свою сущность как единственное и необходимое звено дьявольской цепи.

Взять, к примеру, очередь. Порожденная дефицитом товаров, очередь, вроде бы, была следствием, а не целью, на самом же деле она выполняла важнейшие задачи и функции.

Очередь была средством общения, причем, общения, управляемого и регламентированного: в кругу незнакомых людей мало кто мог высказаться свободно, а выявление инакомыслия легко проводилось с помощью добровольных стукачей.

Очередь была средством отъема времени у населения: свободное время чревато свободой вообще, и если мужское население страны отдавалось пьянству, женское отдавалось очередям.

Очередь была средством накопления нервозности в обществе, которая была необходима для того, чтобы поддерживать общий уровень преступности и страха.

Тогда мне казалось, что эта дьявольская гармония существует лишь в том мире, мире «социализма», и является плодом хорошо разработанных программ, над которыми неустанно трудились какие-то закрытые институты. Теперь становится ясным, что человеческое общество, обладая природной живучестью, просто-напросто автоматически выстраивает свою организацию таким образом, чтобы дьявольская гармония стремилась к совершенству.

В нынешнем мире поразительно быстро возникают гиперсвязи между явлениями бытия, вновь выстраивая те же однонаправленные векторы.

Взять, к примеру…

Я не могу. Он заедет через два часа и позвонит мне снизу по мобильнику. Да, у него теперь есть мобильный телефон, он уже почти новый русский! Я не могу больше ждать.

Прыгну в машину и сразу, ни слова не говоря, прильну к нему, и меня не будет видно с улицы несколько минут, просто будет казаться, что сидит молодой человек за рулем, ждет кого-то или отдыхает, а на лице его – мягкая, блаженная, совсем еще детская улыбка…

До сих пор в отношении женщин мне почти всегда приходилось идти на компромисс: не только в смысле общения – я давно смирился с этим – но и в самом физическом влечении к ним.

Настоящие красавицы попадаются в мире нечасто, а в жизни отдельно взятого мужчины могут и вовсе ни разу не встретиться. Каждый день, совершая свой путь на работу и обратно, я вижу несколько сотен женщин, и большое счастье, если удастся заметить даже одну красавицу: о ней потом думаешь несколько часов, лаская ее медленно тускнеющий образ… Такая встреча происходит примерно через день. Следовательно, красавица попадается не чаще, чем на две, две с половиной тысячи женщин… О, этот утренний мир электрички и метро, это вездесущее, не слишком напряженное, но чрезвычайно тонкое поле мужчин и женщин – вот еще одна причина, почему я не пользуюсь автомобилем, м-да…

Внешне все выглядит вполне благопристойно: люди сидят и стоят, читают, молодые слушают музыку, кто-то дремлет, занимая у ночи ценные минуты, и в этой толпе гораздо больше одиночества, чем в больничной палате. Вот студентка листает конспект, на несколько секунд подымает голову, обдумывая числа, и снова углубляется в пространство векторов и эпюр, но странное дело: она почему-то всякий раз подымает голову в другую сторону, и это значит, что на самом деле девушка рассматривает окружающих – торсы и ягодицы мужчин, одежды и сумочки женщин, косметику, плееры, прически… Вот товарищ с востока, у него узкие бегающие глаза: видно, что он торопливо, но методично берет окружающих пассажирок одну за другой… Или вот эта пара средних лет, сегодня они сидят в одном отсеке, тет-а-тет, у окна, они незнакомы, но несколько раз встречались в этом же утреннем вагоне: они медленно, зная, что в запасе целых десять минут, занимаются любовью, и кто знает, может быть, их галлюцинации время от времени совпадают… Вообще, в этом вагоне едут в основном, одни и те же люди, уже много лет этот вагон неизменен в пространстве-времени, здесь все давно отымели друг друга во всех возможных вариантах: утренним сумраком, сумеречным городом – мчится сквозь метель ярко освещенный поезд, в котором совокупляются сотни мужчин и женщин, захлебываясь в своих оргазмах, крича и стеная на разные голоса…