Сью Кидд - Обретение крыльев

«Он может никогда не сделать мне предложения».

Вдруг она кивнула мне и встала:

– Я против. Не вижу причин, почему мисс Гримке надо съезжать. Это станет для нее большим потрясением и доставит неудобства всем, кто ее окружает. Ее поведение не вызывает сомнений. Не следует обращать внимания на поверхностные вещи.

Она села на место и улыбнулась мне, и я подумала, что сейчас расплачусь.

Она единственная из всех не согласилась с Кэтрин. Квакеры постановили, что в течение месяца я уеду из Грин-Хилла, и сделали соответствующую запись в журнале заседаний.

После собрания Израэль быстро ушел, чтобы нанять экипаж, а я сидела на скамье, пытаясь собраться с мыслями. Не могла придумать, куда податься. Продолжу ли я учить детей? Когда Кэтрин вела их к двери, Бекки оглянулась на меня и попыталась вывернуться из рук тетки, сжимавших ее плечи.

– Сара? Можно называть вас Сарой? – Это была моя защитница.

Я кивнула:

– …Спасибо за ваши слова… Я так вам благодарна.

Она протянула сложенный листок бумаги:

– Мой адрес. Приглашаю вас остановиться у нас с мужем. – Она собралась уйти, потом повернулась ко мне. – Простите, я, кажется, не представилась. Меня зовут Лукреция Мотт.

В мастерской вокруг верстака стояли заместители Денмарка. Они всегда были рядом с ним. Их предводитель назначил дату – ждать осталось два месяца – и сказал, что в Книге шесть тысяч имен.

Я сидела в углу на скамеечке для ног, своем обычном месте, и слушала. Обо мне вспоминали в одном лишь случае – когда кому-то хотелось пить: «Подарочек, принеси воды. Подарочек, принеси имбирного пива».

В апрельском Чарльстоне установилась почти летняя адская жара. Мужчины истекали по`том.

– В эти последние недели вы должны разыгрывать из себя послушных рабов, – говорил Денмарк. – Передайте всем: надо стиснуть зубы и подчиниться хозяевам. Если кто-то скажет белым, что надвигается мятеж рабов, пусть они посмеются и ответят: «Только не наши рабы, они почти члены семьи и самые счастливые люди на свете».

Они разговаривали, а мне вспомнилась матушка, но ее образ размылся, как красный цвет лоскутного одеяла, которое слишком часто кипятили. Иногда я даже не могла вспомнить ее лицо, рубцы на ее пальцах от иголки, ее запах в конце дня. Когда такое случалось, я шла к дереву душ. Там я острее всего ощущала матушку – в листьях, коре и падающих желудях.

Я закрыла глаза и пыталась вернуть ее, испугавшись, что она покидает меня навеки. Тетка сказала бы: «Отпусти, все в прошлом». Но я предпочла бы страдать, вспоминая лицо и руки матушки, чем спокойно жить без этих воспоминаний.

На минуту мне захотелось удрать отсюда и вернуться к дереву душ – воспользоваться случаем и до темноты пройти через ворота, но вспомнила, как госпожа поймала меня на этом в прошлом месяце и сильно огрела по голове. Рана от трости только начала покрываться коркой. Тогда она сказала Сейбу: «Если Подарочек опять улизнет без разрешения, велю выпороть кнутом тебя вместе с ней». После этого у него глаза на затылке выросли.

Я постаралась сосредоточиться на разговоре мужчин.

– Нам нужно заняться отливкой пуль, – сказал Денмарк. – У нас есть мушкеты, а вот пуль нет.

Они приступили к учету оружия. Я знала, что прольется кровь, но не думала, что хлынет она ручьями. У них были дубинки, топоры и ножи, а также краденые мечи. Имелось несколько бочонков пороха и припрятанные запалы, которые предполагалось взрывать по всему городу, сжигая его до основания.

Мужчины говорили, что кузнец-раб Том изготовит пятьсот пик. Я сообразила, что это тот самый Том, который сделал для матушки поддельный жетон раба, когда она начала работать по найму на стороне. Я вспомнила день, когда она показала мне жетон. Маленький медный квадратик с булавкой сверху и надписью «Прислуга, номер 133, 1805 год». Все это я четко представляла, но лицо матушки оставалось размытым.

У меня в кармане лежало перышко сойки, которое я подобрала по пути сюда. Я вынула его и принялась крутить в пальцах, просто чтобы чем-то заняться, и тут же вспомнила мамин рассказ о птичьих похоронах. В детстве она с моей бабушкой наткнулась на мертвую ворону, лежащую под их деревом душ. Они пошли за совком, чтобы закопать птицу, а вернувшись, увидели семь ворон, которые водили вокруг мертвой птицы хоровод, но не каркали, а издавали тонкие пронзительные крики, как плакальщицы на похоронах. Бабушка сказала маме: «Видишь, что делают птицы? Они не летают, не добывают еду, а спустились вниз, чтобы уделить внимание умершей. Кружат вокруг нее и плачут. Делают они это для того, чтобы все знали: вот она жила, а теперь умерла».