Теннесси Уильямс - Желание и чернокожий массажист. Пьесы и рассказы

Дон Кихот ( поднимая копье). Долг!

Санчо Панса. Долг.

Дон Кихот…потеряли смысл. Теперь их бормочут за ужином старые монахи, склонившись над куском холодной баранины!

(Гутмэн делает знак охранникам, которые с красными фонарями с двух сторон идут к просцениуму, где устанавливают черно-белые полосатые закрытые ворота, словно просцениум — это граница. Один из них, держа руку на кобуре, идет по направлению к паре на ступеньках.)

Охранник. Vien aqui! [17] Подите сюда! (исп.) ( Санчо отпрыгивает назад, а Дон Кихот гордо подступает к воротам. Охранник фонарем освещает его длинное и чрезмерно серьезное красное лицо, «обыскивает» — ищет случайно припрятанное оружие, осматривает старый ржавый нож и с презрением отбрасывает его в сторону.) Sus papeles! Sus documentos! [18] Ваши бумаги! Ваши документы! (исп.)

(Дон Кихот достает из-под подкладки итяпы клочки старой бумаги и мнет их в руках.)

Г у т м э н (нетерпеливо). Кто это?

Охранник. Какая-то старая тыловая крыса по имени Дон Кихот.

Г у т м э н. О, наконец-то! Впустите его.

(Охранник открывает ворота и отходит на террасу покурить. Санчо все еще в стороне. Разговор ведется на авансцене или ступеньках, ведущих в проход.)

Дон Кихот. Вперед!

Санчо Пане а. He-а! Знаю я это место. (Достает смятый пергамент.) Вот оно на карте. Слушайте, что тут написано: «Иди до тех пор, пока не придешь на площадь окруженного стенами города; здесь-то и кончается Правый путь и начинается Камино Реаль. Остановись, — сказано тут, — и поверни назад, путник, ибо источник человечности в этом месте давным-давно уже пересох и…

Дон Кихот (вырывает у него карту и читает дальше). …здесь нет даже птиц, только дикие, но и они приручены и посажены в… (подносит пергамент к самому носу) клетку!»

Санчо Панса (настойчиво). Давайте-ка назад в Ламанчу!

Дон Кихот. Вперед!

Санчо Панса. Пришло время отступить!

Дон Кихот. Время отступить не придет никогда!

Санчо Панса. Я возвращаюсь в Ламанчу! (Бросает рыцарские доспехи в оркестровую яму.)

Дон Кихот. Без меня!

Санчо Панса (торопясь к выходу ). С вами или без вас, мой старый неутомимый и утомительный хозяин!

Дон Кихот (умоляюще ). Саааааан-чооооооооо!

СанчоПанса {почти у выхода). Я возвращаюсь в Ламааааааааан-чууууууу!

(Санчо Панса исчезает, и голубой луч юпитера гаснет. Охранник вынимает изо рта сигарету и прогуливается по площади. Ветер воет. Гутмэн негромко смеется, а старый рыцарь с несчастным видом выходит на площадь.)

Дон Кихот ( осматривая площадь). Один… ( К его удивлению, это слово негромко повторяется почти невидимыми людьми, находящимися под лестницей и около городской стены. Дон Кихот опирается на копье и с кривой усмешкой осматривается. ) Но если все они, как мне кажется, тоже одиноки, тогда мое собственное одиночество — это непростительный эгоизм. ( Вытряхивает пыльное одеяло. Чьи-то руки тянутся к нему, а голоса шепчут: «Спать, спать, спать». Расправляя одеяло .) Да, посплю-ка я немножко. И у этой стены увижу сон… ( Мандолина или гитара играет «Соловья Франции ».) И в этом сне будет маскарадное шествие, вдруг оживут старые ценности, а может быть, откроются новые. И когда я сброшу с себя путы сна и этого тревожащего душу шествия теней, тогда я выберу себе кого-нибудь из них вместо Санчо… ( Сморкается в руку и вытирает ее о край рубашки.) Правда, новых друзей знаешь, конечно, не так хорошо, как старых, но все равно ведь они старые, только внешне чуть-чуть изменились к лучшему или к худшему… О, оставаться в полном одиночестве было бы слишком сильным эгоизмом… ( Спотыкаясь, идет вниз по лестнице в оркестровую яму, где под навесами лотков прячется уличный народ. Белый какаду пронзительно кричит.)

Гутмэн. Тихо, Аврора.

Дон Кихот. А завтра в это же самое время — у нас его называют «madrugada» [19] Рассвет (исп.). — красивейшим из всех слов, наряду со словом «alba», что тоже означает «рассвет»… Да, завтра на рассвете я отправлюсь отсюда в дальнейший путь с каким-нибудь новым другом, и этот кусочек голубой ленты будет напоминать мне о тех, с кем я расстался, и о тех, с кем еще предстоит, а также напомнит мне о…

(Под лестницей дико кричит какаду — заворачиваясь в одеяло и как бы одобряя его крик, Дон Кихот кивает.)

Г у т м э н (трепля какаду по гребешку). Тихо, Аврора. Я знаю, что уже утро. (Дневной свет преображает площадь: она постепенно становится серебристой и золотой. Продавцы выходят из-под белых навесов своих лотков. Открывается дверь в фургоне цыганки. В это время на сцене появляется высокий джентльмен, ему за сорок Это Жак Казанова, Вынимая из кармана серебряную табакерку, он идет от «Сьете Марес» к лавке ростовщика. Его костюм, как и все костюмы легендарных персонажей этой пьесы (кроме, может быть, Дон Кихота), в основном, современен, но отдельные черты эпохи, к которой относится герой, должны в нем присутствовать. Так трости, табакерки и, вероятно, парчового жилета в данном случае может быть достаточно, чтобы обозначить столетие. Высоко поднятая ястребиная голова Казановы и его горделивая осанка говорят о том, что, несмотря на постоянно растущее беспокойство, он почти всегда исполнен достоинства .) Утро, а за утром будет день, ха-ха! А теперь я должен спуститься и объявить начало сна старого странника…