«Одно из самых приятных воспоминаний ребенка, выросшего в Новом Орлеане, это как мы, ребята, играя, вдруг слышали звуки музыки — будто землетрясение произошло. И хотя звуки раздавались совсем рядом, мы не переставали спрашивать друг друга: откуда они? А потом, спотыкаясь, бежали в их направлении — туда, туда! И вдруг понимали, что находимся совсем рядом, рядом с музыкой. И она звучала всегда, в любое время. Город был буквально наводнен музыкой». (Книга Н. Шапиро, Н. Хентоффа «Послушай, что я тебе скажу».)
А рядом с набережной — «Вьё Карре», Французский квартал, жемчужина Нового Орлеана. Его построили еще в 1718 году французские переселенцы, но через семьдесят лет случился пожар, квартал почти весь сгорел, а город в это время был уже в руках у испанцев, вот они и перестроили квартал в своем стиле. Сегодня «Вьё Карре» — это выкрашенные в неяркие тона двух-, трехэтажные домики, главное украшение которых — увитые зеленью высокие ажурные балконы, нависающие над прямыми и довольно узкими улицами. Садиков, как в Зеленом районе, нет; вместо них «патио» — внутренние дворики с неизменными фонтанчиками. Современный Французский квартал зовут «золотым гетто»; это настоящая творческая мекка, куда стекаются музыканты, художники, писатели. Здесь родился и жил король джаза Луи Армстронг, пел король рок-н-ролла Элвис Пресли, творили классики литературы Марк Твен, Шервуд Андерсон, Уильям Фолкнер. Колоритны и оригинальны улицы «Вьё Карре»: элегантная и респектабельная Ройял-стрит, пахнущая рекой и рынком Дейкетер-стрит, шумная и порочная Бербон-стрит, самая известная улица Нового Орлеана.
«Творчески мыслящие американцы полагают, что этот город необычайно своеобразен и не имеет ничего общего с реальной американской действительностью… Уильямс пытается обрести единство и с самим романтическим кварталом, и с призраками — его обитателями». (Статья Т. Ричардсона «Город дня и город ночи: Новый Орлеан и экзотическая нереальность».)
А вот как обрисовывает Французский квартал сам Уильямс:
«…небо проглядывает такой несказанной, почти бирюзовой голубизной, от которой на сцену словно входит поэзия, кротко унимающая все то пропащее, порченое, что чувствуется во всей атмосфере здешнего житья. Кажется, так и слышишь, как тепло дышит бурая река за береговыми пакгаузами, приторно благоухающими кофе и бананами. И всему здесь под настроение игра черных музыкантов в баре за углом. Да и куда ни кинь, в этой части Нью-Орлеана вечно где-то рядом, рукой подать, — за первым же поворотом, в соседнем ли доме — какое-нибудь разбитое пианино отчаянно заходится от головокружительных пассажей беглых коричневых пальцев. В отчаянности этой игры — этого «синего пианино» — бродит самый хмель здешней жизни». (Из пьесы «Трамвай «Желание».)
Тулуз-стрит, дом № 722. Двухэтажный розовый дом с голубыми ставнями и белым балконом. Мемориальная доска, не имеющая, впрочем, к Уильямсу никакого отношения. Но именно в этом доме происходят события его ранней одноактной пьесы «Королева насекомых» (1941), новеллы «Ангел в алькове» (1943) и, наконец, поздней драмы «Вьё Карре». В ремарках к ней Уильямс пишет:
«Вначале мы слышим эти странные, приглушенные уличные звуки — тяжелый снег как бы благословляет город; уличное движение замедлено, огни притушены. Сцена постепенно освещается и возникает атмосфера «мира вне мира»».
А вот Уильямс беседует об этой пьесе с известным писателем Уильямом Берроузом сразу же после ее премьеры на Бродвее в 1977 году.
« Берроуз. Когда спрашивают, до какой степени мои произведения автобиографичны, я отвечаю: «Каждое слово — и автобиография, и одновременно вымысел». А что бы вы ответили?
Уильямс. Мой ответ таков: каждое слово — это автобиография, в то же время ни единого слова из пьес в мою автобиографию не вошло. Нельзя одновременно творить и придерживаться голых фактов. Например, в моей новой пьесе есть парень, живущий в том же доме, что и я, и с ним происходят некоторые из событий, происходивших со мной, когда я только начинал как писатель. Но это совершенно другой человек. Он и говорит-то по-другому, поэтому я не считаю пьесу автобиографической. Хотя события действительно происходили.
Берроуз. Все?
Уильямс. С двумя персонажами — парнем и девицей — я познакомился позже, не в этом доме. Но все другие жили в доме № 722 на Тулуз-стрит в 1939 году.
Берроуз. А что с этим домом теперь?
Уильямс. Все еще существует, но сейчас пуст. Парень же говорит в этой пьесе: «Дом сейчас опустеет, они исчезают — уезжают…»
Читать дальше