— Именно вас я и хотела увидеть, — произнесла она. — Мои отец и мачеха вскоре возвращаются в Лондон и предоставляют в мое распоряжение наш дом во Франции. Я прошу вас с Джеймсом пожить у меня несколько недель, оставшихся до Рождества. — Договорив, она улыбнулась мне, а я был признателен ей, что она пригласила и моего друга.
— Было бы чудесно, — ответил Эрик настолько вежливо, что я не сумел разобрать, искренне он говорит или нет. — Но, боюсь, я не смогу.
— О нет, пожалуйста! — настаивала Элла. — Джеймс сказал, что без вас не поедет, а меня не оставят одну в этом богом забытом доме, в такой дали.
Эрик взглянул на меня, я — на Эллу, потом на него. В его глазах я разглядел непонятный вопрос и подумал, что он все еще злится на меня за события вчерашнего вечера. И, страстно желая, чтобы он все забыл и простил, я положил ему руку на плечо.
— Я так привык к твоему обществу, — сказал я, улыбаясь. — Поехали!
Его черные глаза будто искали что-то в моем лице.
— Ну же, соглашайтесь, — попросила Элла.
— Давай съездим, — поддакнул я.
Последовала пауза, и пока она текла — ах, если б мы только знали! — решались наши судьбы.
— Хорошо, — ответил Эрик, сдаваясь. — Я поеду.
Мы с Эриком отправились во Францию самостоятельно: Элла покинула Прагу за несколько дней до нас. Простились с людьми и местами, которые ни один из нас никогда не забудет. В кафе «Флориан» с грустью слушали пьяные беседы и громкие споры, которые — мы это понимали — не прекратятся, даже если мы перестанем им внимать.
В последний раз заглянув в дом номер 21 по Сокольской улице, мы пригласили Бланку на чай и поблагодарили ее за все, что она для нас сделала.
В остававшиеся до отъезда часы я попрощался с Эдуардом Мендлем, который подарил мне на удачу кусок «счастливой канифоли» — я храню ее по сей день.
— Я с радостью занимался с вами, — серьезно сказал он мне, прощаясь. — Обычно я не говорю своим ученикам таких слов. Если вы проявите усердие и сохраните верность своему признанию, то далеко пойдете.
Когда я укладывал в футляр скрипку, Мендль еще добавил, что ему понравились наши совместные с Эриком выступления.
— Они внушают мне добрые надежды касательно вас обоих, — промолвил он. — И мне, старому музыканту, приятно видеть, какое между вами царит взаимопонимание и согласие.
Я горячо поблагодарил его.
— Благослови вас Бог, Джеймс, — с чувством отозвался Мендль, пожимая мне руку.
Я покидал величественные залы, и его похвала продолжала звучать у меня в ушах, а еще я думал о том, с каким удовольствием совершу увлекательное путешествие во Францию, о собранных чемоданах, о билетах на поезд, об Элле, которая ждала меня в конце пути. Помню, как покидал консерваторию, прыгая по ступенькам, в холодных солнечных лучах наступившей зимы.
Мы хорошо провели последние дни в Праге. Ни Эрик, ни я больше не вспоминали ни об ужине с Луизой, ни о последовавшей за ним ссоре, и, кажется, он столь же старательно пытался о них забыть, как и я. Забыв о недоразумении, мы отправились во Францию с легким сердцем, это было счастливое время, полное смеха, шуток и первых воспоминаний о Праге.
До границы мы добрались рано утром, в туманный, облачный день; хотелось спать, глаза слипались, нам предстояло час мерзнуть на железнодорожной платформе, причем по непонятным причинам час ожидания превратился в три; потом мы ехали на двух медлительных случайных поездах, с пересадкой. Маршрут выбирал Эрик и сделал это неудачно, но его общество было мне слишком приятно, чтобы упрекать его за неумение разобраться в расписании («Только зануды умеют хорошо подбирать поезда», — заявил он). До места назначения добрались только к вечеру — грязные, но в приподнятом настроении.
Элла не пришла встречать нас на вокзал, но прислала сына экономки с адресованной мне запиской — я хорошо знал этот неровный почерк и коричневатые чернила.
«Дорогой Джеймс, — так начиналось письмо. — Как ты заметил, день сегодня очень холодный, и мне настоятельно порекомендовали не рисковать и не шутить ни с погодой, ни с дорогой. (Папа и Памела предупредили деревенского доктора на случай, если я вдруг надумаю совершить какую-нибудь глупость. И он опекает меня сверх всякой меры.) Так что я посылаю за вами Жака, надеюсь, вы не возражаете. Не забудьте дать ему чаевые: в этих краях важно уметь расположить к себе людей.
Не могу дождаться встречи с тобой.
Э.»
Я прочел записку в машине, пока мы ехали с вокзала, рассеянно слушая, как Эрик и Жак вежливо переговариваются друг с другом.
Читать дальше