Мириам Дубини - Танец падающих звезд

— Да почувствует весь мир этот поцелуй! — прошептал Гвидо вслед последней строфе.

Эмма услышала его и улыбнулась. Красивые слова. Очень красивые. Гвидо не заметил ее улыбки, поглощенный финальным триумфом симфонии. Но ее заметил Эмилиано, который уже несколько минут следил за меняющимся выражением Эмминого лица. Когда симфония закончилась, он увидел маленькую грустную складку у бледных губ.

— Мне надо идти, — сказала Эмма, — я вызову такси.

— Я могу проводить тебя, если хочешь, — шепнул ей Эмилиано.

Она хотела. Но Гвидо не должен был ничего знать. Никто не должен был ничего знать. Эмма положила телефон в карман и объявила об изменениях в программе:

— Впрочем, пожалуй, я сначала немного прогуляюсь. На улице такой приятный ветер.

Пять минут спустя она услышала за спиной приближающийся мотоцикл Эмилиано. Она села сзади, и они поехали дальше вместе под грохот мотора. Но Эмма слышала только «Гимн радости» Бетховена, он все еще звучал в окружавшем их воздухе как никому не видимый пузырь счастья.

— Мы приехали? — спросил Эмилиано, остановив мотоцикл у подъезда ее дома.

— Приехали, — ответила Эмма, глядя на кариатиды, [3] Кариатида — скульптурное изображение женской фигуры, выполняющее функцию колонны. поддерживающие барочный архитрав.

— Тут очень красиво.

Она кивнула, не очень уверенно, и нехотя спустилась с мотоцикла на землю. Эмилиано тоже слез с седла и снял шлем.

— Спасибо, что подбросил меня, — сказала Эмма, улыбаясь в ответ на его улыбку.

— Тебе спасибо. Мне было приятно.

Это был не просто обмен любезностями. Слово «приятно» точно передавало выражение его глаз в узкой щелке прищуренных век.

— Я пойду… — сказала она, направляясь к двери.

Он взял ее за руку и медленно притянул к себе, как партнершу в танце. Потом обнял, и она всей кожей почувствовала его дыхание. Эмма не оказывала ни малейшего сопротивления, следя за тем, как медленно приближается его лицо. Когда их губы почти коснулись друг друга, Эмилиано сказал:

— Попроси меня…

Эмма послушалась:

— Поцелуй меня.

Он поцеловал ее. Потом вновь стал пристально смотреть в ее лицо из темной тени своих глаз.

— Еще.

— Поцелуй…

Он окунул руки в ее рыжие волосы и исполнил просьбу.

Встреча с домработницей Килдэр была воистину судьбоносной. У матери Эммы был четкий критерий отбора прислуги. Тот же самый, которым она пользовалась при выборе домов в странствиях по миру: безупречность. Именно поэтому она была так удивлена, увидев, что ее помощница по дому стоит без дела и разглядывает улицу за окнами их большой гостиной. Обычно эта маленькая женщина была очень хлопотлива, Марта никогда не видела, чтобы она так долго стояла на одном месте сложа руки. Тем более накануне такого большого званого ужина, какой намечался у них вечером. Они ожидали важных гостей, а эта стояла неподвижно и не сводила глаз с улицы. Хозяйка дома неслышно подошла и, шпионя из-за спины домработницы, увидела черный мотоцикл без намека на элегантность и две фигуры, бесстыдно целующиеся перед дверью ее дома. Потом дверь открылась, и полоска света легла на волосы девушки. Волосы были рыжие. Девушка была ее дочерью. Марта в ужасе сделала шаг назад. Домработница услышала ее.

— Простите, — пролепетала она, смутившись, и удалилась от окна.

Марта молчала. Она увидела, как ее дочь побежала на свет, пролившийся от входной двери, и сосредоточилась на разработке стратегии молниеносной атаки. Двадцать секунд спустя Эмма вошла в дом, и мать встретила ее с безупречной пластиковой улыбкой на губах.

— Прости, мама. Я поздно сегодня. Только вымою руки. Я готова к ужину, — забормотала Эмма, пытаясь проскользнуть в свою комнату.

— Не волнуйся, darling, гости придут через час, — остановила ее Марта. — У нас есть еще немного времени. Пойдем сядем в гостиной и поговорим.

Опасность. В гостиной ее мать чувствовала себя как кайман в илистой реке: она заманивала добычу в самое темное место на своей территории и безжалостно атаковала. Эмма не раз наблюдала, как мать разделывала на куски вереницы более или менее непрошеных гостей, выдерживая ровный невозмутимый тон. Эмма знала, что ее ждет, и знала, что у нее нет выхода. Она тоже натянула на лицо пластиковую улыбку и села в мягкое парчовое кресло.

— Как прошел твой день в школе, darling? — спросила мама.

— Хорошо.

Эмма понимала, что такой ерундой ей не отделаться, и застрочила пулеметной очередью: