Джин П. Сэссон - Мольба Мариам

Смелые реформы эмира стали первой серьезной конфронтацией с предрассудками, терзавшими Афганистан, а особенно его женщин, с незапамятных времен.

Все было пропитано оптимизмом женщин, когда образованная городская элита поддержала идеи эмира. Но за пределами городов ситуация выглядела иначе. Там возбужденное воображение мужчин рисовало образы развратных женщин, танцующих и выставляющих напоказ свои неприкрытые лица незнакомцам. Провоцируемые племенными вождями и духовенством, мужчины приходили в ярость при мысли об этом и поднимали восстания. В результате эмиру Аманулле пришлось бежать из Афганистана и искать прибежища в Европе. Он оказался слишком прогрессивным, и его низложили. Надежды потерпели крах, убитые горем женщины Афганистана медленно потянулись в свои дома и надели более плотные паранджи.

Последующие годы мало чем отличались друг от друга: повсюду царили беспорядки и племенные конфликты. Эмиры приходили и уходили. Один эмир навел страх на всех афганцев, когда уничтожил своих врагов, использовав их как пушечные ядра. Другому было всего девятнадцать, и, хотя в дальнейшем он доказал свою состоятельность, вначале вместо него правили его дядья. В отсутствие сильного эмира в Афганистане царил хаос и взаимная ненависть, которая перерастала во множество внутренних конфликтов.

Но мне повезло! К моменту моего рождения в стране вновь возобладало разумное начало. Впереди вновь замаячило освобождение. Но я, находясь под защитой отца, все еще не догадывалась, что свобода, принимаемая мною как нечто само собой разумеющееся, была всего лишь миражом, и любая афганская женщина могла подвергнуться немыслимому насилию и притеснению.

Древний противник все еще обитал среди нас.

Во многих отношениях у меня было прекрасное детство. Мои родители уважали друг друга и любили меня, простодушная бабушка была доброй, хотя и печальной, а многочисленные тетушки, дядья и двоюродные братья с материнской стороны старались оберегать меня от грубой реальности. Таким образом до десятилетнего возраста я радостно резвилась в окружавшем меня коконе любви. Но что еще важнее, по некоторым признакам можно было судить о том, что правительство намерено проводить щадящую политику по отношению к женщинам, по крайней мере в Кабуле. Моя мать стала одной из первых женщин, снявших паранджу, но она могла позволить себе это лишь в безопасных местах, таких как школа, где она работала, и домах друзей и родственников. Теперь впервые в жизни она не нарушала закон, появляясь без паранджи на улицах.

Мама часто вспоминала о том, какой восторг вызвало у всех женщин долгожданное сообщение об отмене закона, предписывавшего носить паранджу. Мальчики заводили свои скутеры, девочки вскакивали на задние сиденья и, размахивая паранджами и крича от радости, катались по городу.

Папа любил повторять:

— Девочки, вам повезло, вы родились в счастливое время. Вы сможете получить образование, и вас будут уважать за ваши достижения.

Мои родители были настолько современными людьми, что самым главным считали образование. И мне, и Надие они говорили, что ни о каком замужестве не может быть и речи, пока мы не закончим колледж. Даже сегодня редко встретишь столь прогрессивных родителей.

Мы чувствовали себя в такой безопасности, что глупо полагали, будто женщины больше не нуждаются ни в каких свободах. Увы, будущее Афганистана и мое собственное доказало, как мы заблуждались.

До шестилетнего возраста я считала, что являюсь пятым ребенком в семье, что у меня есть старший брат по имени Фарид и еще две сестры кроме Надии — Зармина и Зиби. Это были не воображаемые персонажи, Фарид приходился нам двоюродным братом, а Зармина и Зиби — двоюродными сестрами. В течение некоторого времени Фарид и Зармина даже жили с нами. И Фарид называл мою мать мамой. Их близкие отношения с нашей маленькой семьей сложились вследствие душераздирающей истории.

Несчастье обрушилось на старшего маминого брата Хакима вскоре после того, как родители с Надией переехали из галаха в город.

Хаким придерживался идеалистических взглядов и являлся представителем Афганистана в афганском посольстве в Берлине до и в течение Второй мировой войны. Прибыв в Берлин, чтобы занять свой дипломатический пост, он стал свидетелем чудовищного преследования немецких евреев. И хотя Хаким старался помалкивать, он использовал свое положение в посольстве, предоставляя визы евреям, стремящимся бежать из Германии. Они настолько боялись за свою жизнь, что готовы были ехать даже в Афганистан — страну, находившуюся на гораздо более низком уровне развития по европейским меркам. Несмотря на то что людей, помогавших евреям, приговаривали к смертной казни, Хаким продолжал пользоваться своим положением в афганском посольстве и выдавать несчастным евреям фальшивые афганские документы. Он даже помогал перевозить их из Берлина через всю Германию к границе со Швейцарией.