Ханс Хенни Янн - Это настигнет каждого

- Уйти? - переспросил Гари, потому что не уловил смысла сказанного.

- Покинуть наш дом.

Сын директора пароходства объяснил, в какие условия поставил его отец: что он, Матье, отныне должен обходиться скудным ежемесячным пособием; что он теперь не имеет крыши над головой и ему нужно найти себе жилье. Лицо Гари потемнело. Казалось, он чем-то недоволен. Под конец он захотел-таки глубже вникнуть в суть ночного происшествия. Он не утешал Матье и избегал каких-либо одобрительных слов по поводу принятого им решения. Он находил поведение друга неумным, не идущим на пользу ни одному из них. Оба они в результате понесли урон. Бедность к их дружбе ничего хорошего не прибавит. Гари начал осторожно уточнять непонятные ему подробности.

- Значит, господин генеральный директор пожелал со мной рассчитаться... наградить меня... выразить мне свою признательность. Он хотел бы, чтобы я посещал мореходку, то есть какое-то время жил на суше. Предложение совсем не плохое. Без такой помощи мне еще долгие годы придется мотаться по морям. Сбережения у меня пока очень маленькие. Теперь я припоминаю: несколько месяцев назад твой отец однажды заговорил со мной и как бы в шутку сказал, что ежели я когда-нибудь получу капитантский патент, то и корабль для меня наверняка сыщется. В конце концов, втайне я всегда надеялся, что, если дело дойдет до штурманского экзамена, ты мне поможешь: дашь в долг приличную сумму - пару тысяч крон. Наверное, я попросил бы тебя об этом.

Матье молчал. Услышанное не уплотнилось для него в компактное впечатление, которое может на что-то повлиять. Его разум отказывался воспринимать речь Гари как что-то существенное, продуманное, логично сформулированное. Он был подобен бокалу, наполненному до краев: добавь туда еще жидкости, и она просто прольется.

Тяжело ворочая языком, он сказал:

- Но, Гари... Отец тогда дал твоей матери четыре тысячи крон. Он торговался с самим собой: насколько дорога ему моя жизнь. Сперва он оценил ее в три тысячи крон. Потом добавил еще тысячу.

- Ты рассуждаешь как дурак, Матье. Ты не умеешь считать. Итак, сперва эти четыре тысячи. Потом - гонорары врачам и медсестрам. В Бенгстборге я тоже жил на правах гостя, за его счет. И теперь он предлагает еще пятнадцать или двадцать тысяч, сверх того. - Гари произнес это укоризненным тоном.

- Он должен был оказать более ощутимую помощь твоей матери, - сказал, как бы жалуясь, Матье.

- Ах, брось... Она ведь обрадовалась... Очень обрадовалась; она на такое и не надеялась. Что же, по-твоему, он должен был купить ей булочную? Или кондитерский киоск? Ее бы уже ничто не спасло. И твой отец это знал. У меня в штанах к тому времени всё исправно работало. Мое формирование завершилось. Улучшить или изменить что-то во мне она уже не могла. Она жила привычной для нее жизнью. Она лишь повторяла, что запорет меня до смерти, если я допущу, чтобы молодой подмастерье каменщика вставил мне кое-что сзади. Она была порядочной - на свой лад. Она не подозревала, что такого рода порядочность отталкивает меня куда больше, чем порок, пугавший ее.

- Я тебя не понимаю... Не понимаю, что ты хочешь сказать, Гари. - Матье совсем пал духом.

- Я, Матье, говорю простые, очень простые вещи. Мать не была распутной. То, что она делала, было для нее заработком. А четыре тысячи крон... Чтобы накопить их самой, ей бы пришлось обслужить несколько сотен мужчин. Нужно все себе представлять очень точно, чтобы не напридумывать ерунды. Тысячи раз я сидел взаперти на кухне, пока мать занималась этим своим делом. Я верю в экзистенцию плоти, Матье... И верю в тех существ, обретающихся рядом с нами, которые однажды, когда мы станем тонкими, как папиросная бумага, свернут нас в трубочку и уберут в ящик, где хранятся их золотые браслеты.

Матье смотрел на друга с изумлением. Он втайне подозревал, что тот говорит такие вещи под влиянием алкоголя, воздействие коего на Гари еще не было случая проверить.

- Генеральный директор хотел рассчитаться с тобой, заплатив десять, или пятнадцать, или двадцать тысяч крон. В результате наша дружба была бы разорвана, уничтожена.

- Деньги это деньги, при чем тут наша дружба? - грубо спросил Гари.

- Он воображает, будто я задолжал тебе благодарность, которую можно перевести в наличные.

- Что он там воображает - его дело, нас это не касается.

- По его мнению, единственная причина твоей ко мне привязанности - надежда или даже уверенность в том, что когда-нибудь я помогу тебе деньгами. Дескать, стоит только рассчитаться с тобой, реализовать этот долг благодарности в звонкой монете... и дальше ты пойдешь по жизни своим путем... Или, во всяком случае, сбежишь от меня, более или менее далеко.