Марек Хальтер - Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь

— Не говоря о том, что и сейчас могли бы остаться в Хабаровске. Мы там хорошо обустроились.

— И с аншлагом, мой дорогой! Можно было весь месяц играть. Хабаровск — не Биробиджан. Они там еще не потеряли вкус к развлечениям.

— Сам увидишь! Мы тебе привезли целую коллекцию этих… «цайтунген». Посмотришь рецензии…

— Ша, ша! Спокойнее, дамы. Вот это вас согреет…

Старый актер заставил-таки их замолчать, подав каждой по стакану обжигающего чая. Он развернулся к Марине, как будто она только что появилась из-за кулис, и протянул к ней руки.

— Боже мой, да кто же это? Дамы, где наша галантность? Прошу вас, немного «хефлехкейт». Чего ты ждешь, Матвей, представь нас. Это наша новая звезда, я полагаю?

Женщины неотрывно смотрели на Марину, прихлебывая чай. Актер сжал Маринину руку и представился, прежде чем это сделал Левин:

— Ярослав Перец Собыленский. Моя мама никак не могла выбрать между Ярославом и Перецем, и я тоже. А ты можешь выбирать, я отзываюсь на оба имени, но больше востребован Ярослав. По русской привычке, я думаю.

Левин представил женщин:

— Вера Коплева, Гита Коплева и Анна Бикерман.

Конечно, Вера и Гита были сестрами.

— Мы не близняшки. Все нас считают близняшками, ан — нет. Вера на два года старше. И очень гордится этим, потому что ей кажется, что она не выглядит на свой возраст. Увы, все наоборот, но здесь приятно жить иллюзиями.

Все засмеялись. Анна с искрящейся улыбкой взяла Марину под руку.

— Когда-то в труппе была одна молодая актриса. Будь осторожна, наш худрук отвык от красивых женщин.

Смех Левина скрыл его замешательство. Он попытался быть серьезным, но Вера ему не позволила:

— Только без речей, Матвей. Мы слишком устали, и все, что надо знать новенькой, заключается в десяти фразах. С Анной и Гитой мы играем двадцать пять лет. Мы вместе решили приехать сюда, в театр Биробиджана. Это было десять лет назад. Разные были времена, и хорошие, и плохие. Одно время мы жили в общежитии. Там стоял вечный гвалт, столько было здесь актеров и актрис, и они постоянно трещали как попугаи. А этот старикан, он, конечно, рядом с тобой проигрывает, но лет сорок назад послушать истории на идише в его исполнении приходили по две тысячи человек где-нибудь в Варшаве или Бердичеве. Ярослав у нас скромный, но я тебе говорю: он работал с Грановским и Михоэлсом в первом еврейском театре в Москве. Если ты и правда хочешь понять, что такое еврейский театр, никто тебя этому не обучит лучше Ярослава. Вот так-то.

Она широко улыбнулась Марине и фыркнула, подмигнув сестре.

— Видишь, Матвей: десять фраз.

Ярослав сказал Марине:

— Ты можешь констатировать, что мы прекрасно пропагандируем себя сами. Вера рассказывает о том времени, когда…

Анна ее перебила:

— Ярослав, твой чай пить невозможно… А ты продумал, чем отметить это событие, товарищ худрук?

— Я полагал, ты хочешь отдохнуть, Анна. Вечером мы можем…

Дверь общежития резко распахнулась.

— Матвей!

На пороге возникла Маша Зощенко; снег забился внутрь валенок и лежал на раскиданных по раскрасневшимся щекам прядях волос. Растолкав присутствующих, она кинулась Левину на шею.

— Матвей, все закончилось! Победа! Под Сталинградом фашисты разбиты!

Зощенко рыдала, вцепившись в Левина, и продолжала целовать его. Марина отошла в сторону, а старый Ярослав, в конце концов, оттащил коммунистку от Матвея. Смех Гиты звенел среди всеобщих возгласов. Левин отстранил Зощенко, пытаясь ее успокоить:

— Маша, да ладно уже, Маша!

Наконец Вере удалось унять ее, а Левин уже искал взглядом Марину. Всхлипывая от радости, Зощенко отвечала на вопросы Анны и Ярослава.

Собственно, новость пришла еще ранним утром, но в нее боялись поверить. Мальчишка-почтальон прибежал к Клитениту сказать, что он поймал сообщение по радиоприемнику. Потом они несколько часов дозванивались в Хабаровск в ожидании подтверждения. Наконец обком подтвердил. Секретарь Приобина позвонила лично ей, Зощенко. Даже поговорить не смогли как следует: обе рыдали от радости. Значит, правда, свершилось! Фрицы под Сталинградом действительно разбиты. Красная Армия загнала их в ловушку. Взяли в плен Паулюса и еще 90 000 немецких солдат. Уже дня три-четыре назад. В восточносибирской глубинке все узнавали с опозданием.

Новость распространилась за считаные секунды. Русские сбежались к зданию обкома, а евреи потянулись к театру. Левин велел открыть двери, наспех украсили сцену. Из подсобки вытащили флаги из красного бархата с серпом и молотом, обычно используемые во время торжественных мероприятий. На одном из полотнищ, подаренных Биробиджану евреями Харькова, на идише была вышита цитата из речи вождя народов: «Главная цель пролетарского интернационализма — единство и братство пролетариев всех народов».