Марек Хальтер - Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь

— В Екатеринославке нам сказали, что Биробиджан — это пограничная зона. Что туда не впускают, что нам не позволят даже выйти на платформу…

— Но видите, все-таки вышли.

Красавец улыбнулся тонко, интеллигентно. В руке, одетой в перчатку, он держал письмо Михоэлса.

— Получилось недоразумение. Эти, в Екатеринославке, не желают вникать. Да, действительно, у нас пограничная зона. Как вы знаете, японцы могут напасть в любую минуту. Поэтому до конца войны сюда запрещен въезд наших братьев с оккупированных территорий. Но вас ведь это не касается. Вы прибыли из Москвы, в паспорте московская прописка. Да еще направление Михоэлса в наш театр… Совсем другое дело!

Картинно изогнувшись в театральном поклоне, он подал Марине руку, представившись:

— Матвей Левин, художественный руководитель Биробиджанского еврейского театра. Как понимаете, ваш будущий начальник.

Его улыбка была такой же ослепительной, как искрящийся снег, пальцы длинные, нервные. Марина растерянно ответила на рукопожатие. Густобровый помахал тетрадью с надписью на идише, которую держал в руке.

— Но все-таки, Матвей, товарищ Гусеева должна явиться в комитет. Не забывай, что окончательное решение принимает наш председатель…

В его прокуренном голосе слышались привычные начальственные нотки. Матвей кивнул.

— Позвольте вам представить, Марина Андреевна, Шмуэля Клитенита. Шмуэль прав. Как заместитель председателя комитета по делам переселенцев он знаток всех формальностей. Но уверен, что проблем не возникнет.

Марина почти не слушала. Ей было жутко холодно. Она склонила ухо к Левину, и слова впивались в нее, будто иголки. Но все-таки не было уверенности, что она их правильно поняла. Значит, путешествие закончилось? Ее не выгонят из Биробиджана?

Ослепительно сверкала обледеневшая платформа. Двери вагонов открывались одна за другой. Солдаты выпускали женщин, чтобы те набрали дров и наполнили котелки супом. Некоторые из них, нагруженные поленьями, удивленно поглядывали на Марину и ее собеседников.

Раздались громкие голоса. С подножки вагона на перрон спрыгнули капитан и политработница. А к вагонной двери как раз подошла группка женщин с котелками — их несли осторожно, чтобы, не дай бог, не расплескать суп. Вдруг они все разом загомонили на идише. Расспрашивали, не дожидаясь ответа, плача, целовали Марину. Девчушка выкрикнула:

— Пани Марина!

Встречающие смотрели на Марину с удивлением. Повернувшись к Левину и Клитениту, она спросила:

— Куда их повезут?

— Как обычно, в Хабаровск, — опередив мужчин, ответила политработница, услышав Маринин вопрос. И добавила: — Если у тебя в вагоне остались вещи, забери, пока раздают суп. Только закончат, поезд сразу тронется. Помни, что ты здесь еще на птичьих правах. Товарищ Левин сообщил, что ты официально командирована в наш театр. Но все решает комитет.

И политработница исчезла так же стремительно, как появилась. А капитан взял на себя руководство раздачей супа, поторапливал:

— Ну-ка, побыстрее! Хватит нюнить, поезд вот-вот тронется.

Он жестом подозвал солдат. Левин коснулся Марининой руки.

— Правда, Марина Андреевна, выносите вещи поскорее.

И подтолкнул ее в сторону вагона. В дверях появился патриарх с суповой миской. Марина застыла на месте, не в силах сделать и шага. Пассажирки теперь от нее отвернулись. Что они подумали? Что Марина сбегает от них? Предала, отреклась?

Обернувшись к Левину, она скинула с плеч платок и протянула ему.

— Нет, не могу остаться. Я должна поехать с ними.

Левин уже открыл рот, но возразить не успел. Раздался крик все той же девочки:

— Пани, пани Марина!

Она ей протягивала из вагона пестрое одеяло. А за ней стоял мужчина с Мариниными чемоданом и сумкой в руках.

Марина медлила. Левин снова попросил ее быстрее забрать багаж. Мужчина протягивал им Маринины вещи. Она красноречиво мотнула головой. Левин распорядился:

— Надя, возьми багаж!

Белобрысая девушка, недавно спасшая Марину от простуды, поспешно схватила протянутый чемодан, потом сумку и взяла у девочки одеяло. Солдаты уже закрывали дверь. Марина вскрикнула. Детишки на нее глядели во все глаза. Женщины стискивали ладонями свои мокрые щеки. Патриарх чуть взмахнул рукой, то ли прощаясь, то ли благословляя. Дверь вагона захлопнулась. Паровоз пустил в небеса клуб дыма, заслонивший солнце. Эшелон тронулся. Марина было рванулась за ним вслед, но Левин вцепился ей в руку своими музыкальными пальцами.