Но Волент все же немножко пользовался ее молчанием. С того вторника о каждом своем новом трюке он рассказывал только при ней. Он делал это, несомненно, и потому, что она восхищалась каждой его новой идеей. Речан? Тот тоже порой восторженно покрутит головой: дескать, ну и ловкий же у него приказчик — и тут же сделает вид, что вообще-то все это ни к чему. Зачем? Разве торговля и так не приносит барышей?
Речаниха ломала голову, как бы вознаградить Волента. Она сознавала, что у этого мужика, гордого и самоуверенного, не должно появляться чувства, что его недооценивают. Она ничем не должна его сердить, наоборот, должна еще крепче привязать к делу и к своей семье, ведь он для них незаменим. Она уже давно раздумывала, что бы ей такого предпринять, но тот самый простой и самый действенный способ пришел ей в голову лишь сегодня утром, когда она готовила завтрак мужу и Воленту. Она поймала себя на мысли, что готовит его для обоих. Улыбнулась этому, как будто сочла маленьким грешком, но потом начала рассуждать здраво. Ей вспомнилось, как однажды Волент сам признался, что больше всего ему нравится в их доме то, что к нему относятся как к своему, а не как к простому приказчику. Да, правда, они приняли его именно так, ведь муж и не умеет иначе. И вот, судя по всему, убеждала она себя, это больше всего заставляет Волента быть таким усердным. А что еще? Гордость? Смекалка? Тоже, конечно, но главным образом благодарность, о которой она подумала сейчас. Как это ей не пришло в голову раньше! Именно чувство, что он старается для своей семьи, она должна всеми способами поддерживать в нем. Ведь она заметила, с какой признательностью он принимает, если она иной раз простирнет и выгладит ему рубашку.
Она решила купить ему новую перину, более приличную кровать, сшить новое постельное белье, один раз купить ему рубашку, в другой раз — галстук, носки, хороший отрез на костюм; она свяжет ему шарф, перчатки, подберет новую шляпу… Почему она ему не сказала, что эти дрова муж заказал и для него? Вранье? Ну и что! Теперь она всегда будет покупать ему тоже, что и мужу… Вдруг женщина выпрямилась: что-то в этой мысли ее взволновало, сильно и неожиданно. Пожала плечами. Она и сама не сознавала что.
Мужчины в это время закололи и выпотрошили двух черных свиней корнуэльской породы.
Недостаток мяса заставлял мясников раздобывать его всеми доступными способами. Полгода тому назад Волент предложил вырастить собственных свиней — к рождеству они заработают на них в несколько раз больше, чем затратят.
На дефицитные товары, спрятанные у него под кроватью, Ланчарич купил одну за другой десять свиней, в том числе двух черных, английских, которые очень быстро растут, и при хорошем уходе их можно раскормить до четырех с лишним центнеров; они действительно росли как на дрожжах, просто на глазах прибавляли в весе и превращались в крупных мясных свиней. Ланчарич прикупил к ним двух породистых немецких, называемых еще белыми. Остальное стадо состояло из «мангалиц», самой распространенной местной породы с кудрявой щетиной.
Свиней он разместил по дворам в переулках за парком, где от века жили самые бедные паланчане. Для ухода за своим небольшим стадом он подыскал добросовестных свинарок, по большей части вдов, пожилых женщин, у которых имелись подходящие хлевы. За это им причиталась треть туши, небольшая сумма денег, кое-какая поношенная одежда или обувь. Сверх того, для этих женщин оставляли под прилавком мясо. Они с радостью взялись за дело, вознаграждение казалось им достаточным — Речан с Волентом не собирались на них экономить. Сам Волент, инициатор предприятия, был уверен, что выгода обяжет их молчать, ибо, не дай боже, если прознают в городе и начнут делать то же самое другие мясники.
Для маленького стада он с легкостью раздобывал в деревнях мешок кукурузы крупного помола, отрубей, сопревшей муки, покупал у владельцев гостиниц и ресторанов за ответные услуги, а чаще просто за мизерную плату помои и опивки пива, за которыми эти женщины отправлялись по вечерам с бочонками на тележках. Иногда ему удавалось раздобыть картошки и кормовой свеклы.
Все стадо благополучно пережило жаркое лето, хотя других свиней проредила краснуха. Дело в том, что поросят здесь держали в основном на подножном корму и на вольном воздухе, интенсивное вскармливание начиналось только в конце лета. К такому способу выкармливания были привычны «мангалицы», в жаркое время они слабее других прибавляли в весе и, даже откормленные, вели себя как полудикие, носились в загоне, только что не ломая свои несоразмерно длинные ноги, и беспокойно выгибали короткие и узкие спины, словно тосковали о грязных дорогах и зеленом корме. Когда они начинали прибавлять в весе, то наращивали главным образом сало, у которого была соответственно и высокая цена; ведь в горной Словакии, куда сейчас ездил Волент, стоимость килограмма сала доходила до восьмисот крон. Так что сетовать не приходилось, хотя желтоватое сало ему самому было как-то не по нутру, он словно бы его стыдился; что ни говори, но мясо казалось ему надежнее. Из мяса он мог делать свои прославленные колбасы, которыми гордился.
Читать дальше