Речан смотрел вслед уходящему до тех пор, пока тот не скрылся за углом.
Вот это молодец! — подумал он. От восхищения Речан даже зажмурился. Что до торговли, то тут никто ему в подметки не годится. Конечно, иной раз он бывает не в себе, частенько напивается, но в своем деле — мастак, он, Речан, сам неплохой мясник, может оценить его в полной мере. Волент знает толк в работе, лучшего мясника он в жизни не видывал, а уж какой делец, господи!
Речан не подозревал всего, чем занимался его помощник. Но полагался на него больше, чем на самого себя. Без всяких оговорок он просто восхищался им, частенько признавая, что сам ни чем не может с ним равняться. Благодаря Воленту ему не надо было заботиться о торговле. Он положился на него целиком. Это ему было выгодно. Жена ошибалась, думая, что он не заметил все увеличивающегося оборота, но Речан объяснял это так: Волент хочет доказать ему, что заслуживает доверия и справится с торговыми делами один. Других причин Речан не искал, потому что такое объяснение его вполне устраивало. В самом деле, подозревать Волента в отсутствии интереса к хозяйским делам он никак не мог, это уж нет, а вот насчет больно активной смелости и дерзости Волента — с этим было хуже. Не то чтобы Речан не замечал, нет, он только недооценивал их, а может, и закрывал на них глаза.
Однако о его контактах с контрабандистами он знать ничего не знал. Просто не подозревал, что они существуют. Он слишком часто мерил людей по себе, да, такое с ним случалось. Он допускал, что способности могут побуждать человека к действиям, хотя сам-то он никакими такими способностями не отличался. Он всегда мечтал о каком-нибудь таланте, потому и понимал других. Но догадаться, что одаренный человек может рисковать всерьез, он не мог. Господи, зачем?
Во всем, что касалось его дел, Речан продолжал свою политику.
Он понял, что в торговле ему с Волентом Ланчаричем не сравняться. И в практических делах со своей женой — тоже нет. Он сознавал, что должен вести себя по-хитрому, иначе ему не совладать с ситуацией, в которой он в Паланке очутился. Заботы о дочери Эве он предоставил жене. Она лучше понимает, что нужно для Эвы, чтобы их единственная дочь достойно вышла замуж и попала бы в так называемое лучшее общество. Разве он знает, что для этого нужно? Откуда ему знать? Деньги у Эвы есть, но здесь, в Паланке, это еще не все. Такая девушка, как Эва, наряду с заманчивым приданым должна слыть и барышней из хорошей семьи.
Конечно, продолжал размышлять Речан, он должен управлять хозяйством так, чтобы торговля у него процветала, но чтобы это не слишком бросалось в глаза, а было в меру, чтобы дом его был достоин внимания и того самого лучшего общества, куда он хотел бы ввести свою дочь Эвичку. Это была его мечта. Другой у него, собственно говоря, и не было. О себе он не заботился, о жене в этой связи не думал.
Он предоставил Воленту свободу действий и для того, чтобы тот, не дай бог, не сбежал от него, а жене позволил наряжаться и, как тогда говорилось, держать себя барыней. Волент, став самостоятельным, работал так, что у него в руках все кипело, жена по приезде в город очень скоро повела себя как особа понятливая и практичная, которую не собьет с толку даже этот гордый и спесивый Паланк.
Речан был убежден, что это он разбудил их активность. Это благодаря ему в доме все без исключения прямо или косвенно только и думали, что о счастье его дочери.
Показался почтальон. В длинном плаще и в круглом кепи, оно напоминал французского полицейского. Это был господин Блашко, бывший дунайский матрос. О нем говорили: человек честный и добросовестный. Ну конечно, ведь он верующий, и у него семь сыновей. Понимаете? Семь сыновей! Сколько раз вы такое слышали! Ибо людям это нравилось.
Блашко больше не мучил ревматизм и страх перед заминированным Дунаем, и он уже начал мечтать о своей дунайской водичке. Рядом с собой он вел велосипед, который здесь каждому был известен своим старомодным колокольчиком со шнурком, карбидным фонариком, двумя багажниками для посылок (впереди и сзади) и с сеткой над задним колесом.
Почтальон направился к мясной Речана и, еще не дойдя до лавки, вынул из сумки синий конверт. Он был адресован дочери, поэтому Речан направил почтальона во двор.
Почтальон вошел, не успели его шаги затихнуть под сводом ворот, как Речан уже подумал, что пора бы ему убраться со двора. Минуты, которые почтальон провел в доме, показались ему вечностью.
Едва Блашко направился от их дома дальше, мясник закрыл дверь и украдкой вышел во двор.
Читать дальше