Томится дни и ночи напролет, бродит, не посидит, точит зубы, собирается с духом, а потом снова поддается слепой страсти к этой хитрой женщине. Рисует себе фантастические картины, снова и снова представляет, как она приходит ночью сюда, пока ему не покажется, что она на самом деле пришла, и он вскакивает с кровати к окну. Иногда мысли о ней так завладевают им, что он не думает о работе, шатается и смотрит на часы, не пора ли уже идти наверх, к обеду. Она разлагает его, мешает сосредоточиться и стремиться к заветной цели — стать совладельцем оптовой мясной. Он злится на нее, минутами ненавидит, но снова и снова подчиняется страстному желанию — пережить с ней все.
Оказалось, что он совсем не такой неуязвимый, как сам считал. Возжелав интимной близости с женой мастера, он поддался главной юношеской мечте о прекрасной женщине.
Он вздрогнул — кто-то шел сюда, почувствовал, что это Речан, хотя было непонятно, зачем тот явился в такой поздний ночной час. Волент испугался. Чего он от него хочет? Что это значит?
Речан вошел, смущенно извиняясь, что так поздно беспокоит его, и со всякими экивоками начал спрашивать, что у Волента за счеты с приказчиком Полгара. Сам пан Полгар полчаса назад был у него дома. Ланчарич, как только немножко опомнился, конечно, заявил, что ничего у него с приказчиком Полгара не было, и даже рассердился, что, мол, это за дела, он сам зайдет к Полгару и спросит его, почему тот возводит на него напраслину.
У Речана отлегло от сердца, и он уже спокойнее рассказал, что хотел от него коллега мясник.
Приходил-то он из-за политики. Рассказал, что готовится, и намекнул, за кого будет он, Полгар, и все порядочные торговцы голосовать. Он, не таясь, сказал, что все порядочные торговцы будут голосовать за демократов, что того же ожидают и от него, уважаемого коллеги Речана. Упомянул, как все они помогают друг другу, как он, Полгар, всегда бескорыстно предупреждает всех о контролерах, за что Речан, конечно, поблагодарил его. Полгар даже не побоялся сказать, что многие торговцы делают взносы для обеспечения успешного хода выборов. Пока Речан размышлял, делая вид, что ничего не понял, Полгар только так, между прочим, спросил, что за счеты у их приказчиков. Но сразу перешел на другую тему. Реакция Речана была для него неожиданной, и он, видно, решил, что тот ни о чем таком понятия не имеет. Но Речана это взволновало, и он, чтобы отделаться, вручил Полгару небольшую сумму для обеспечения успешного хода выборов. Потом, сам не зная почему, испугался этого и начал говорить, что он тоже знает, что ему полагается делать, за кого он будет голосовать.
Полгар ушел, а Речан помчался к Воленту, чтобы посоветоваться.
Дело в том, что ему совсем не ясно, за кого голосовать. Ведь агитацию ведут не одни демократы. К Речану приходили коммунисты, тот самый Добрик, из управления. Речан сразу сообразил, о чем будет речь, и, как только тот сел, сразу выложил, что он, конечно, знает, кого он должен благодарить за бойню, сам предложил взнос, но Добрик ответил, что если у него есть такие добрые намерения, то взнос можно послать по почте в секретариат партии. Речан был рад, что мог каким-то образом отблагодарить Добрика, и вдруг его захватил врасплох Полгар. Речан корил себя: сидит на двух стульях, но что он мог поделать, он так перепугался, ведь если Полгар что-то про них пронюхал, то может погубить.
Ланчарич не захотел ничего советовать хозяину, у него своих забот хватало. Господи, мастер совсем ополоумел, как он может, осел, сидеть на двух стульях?! Что он, в своем уме, хочет угодить и тем и этим, а о делах, по его, Волента, представлениям, абсолютно не думает.
— Кретин, — зарычал он, когда Речан ушел. Заперев за ним ворота, Волент начал метаться по двору, сам не зная зачем.
Наконец ворвался на кухню, вытащил из буфета стаканы и тарелки и, проклиная обоих Речанов, шваркнул их об пол, отчего бешенство в нем сразу превратилось в жалость к себе самому. Он зажег свечу и стал пить, сетуя на Бога, что тот мучает его здесь, как маленького Христосика, пока не опьянел совсем и не начал пороть чушь.
Старшину КНБ [45] КНБ — Корпус национальной безопасности.
Штефана Блащака считали в Паланке, пожалуй, самым авторитетным жандармом. Человек он был бескомпромиссный, настоящий служитель закона, двухметрового роста и стройный, как мачта. Влюбленные в любую исключительность, паланчане буквально гордились, что у них таковой имеется. К тому же мундир сидел на нем как влитой. А ведь провинциалы всегда были влюблены в мундиры.
Читать дальше