Элис Уокер - Цвет пурпурный

Вот мы и на месте. У меня ноги онемели от сидения на носилках всю дорогу, еле размяла их, когда мы добрались до деревни. Все жители тут же столпились вокруг нас, выйдя из своих круглых хижин, крытых соломой, как я сначала думала, но потом это оказалось растение с большими листьями, которое растет повсюду. Они его собирают, сушат и кладут на крышу вперехлест, чтобы дождь не попадал. Это считается женская работа. Мужчины забивают столбы для стен и иногда помогают строить стены из глины и речной гальки.

Ты не представляешь, какие у них были удивленные лица. Они окружили нас и сперва только смотрели. Потом несколько женщин подошли и потрогали мое и Кориннино платья. Подол у моего платья был такой грязный после трехдневного путешествия с ночевками и готовкой на костре, что мне стало стыдно. Но потом я рассмотрела их платья. Их будто свиньи по земле валяли, и сидят они плохо. Потом к нам еще подошли женщины и потрогали нам волосы, все еще не говоря ни слова. Потом стали наши ботинки рассматривать. Мы взглянули на Джозефа. Он нам объяснил, что они так себя ведут, потому что раньше к ним только белые миссионеры приезжали. И они, естественно, думали, что все миссионеры белые, и наоборот. Некоторые мужчины ходили в порт и видели белых купцов, поэтому они знали, что белые умеют не только миссионерами быть. А женщины нигде не были, и единственный белый, с каким они когда-либо имели дело, был миссионер. Они его похоронили год назад.

Самуил спросил, видели ли они белую женщину-миссионершу, которая живет в двадцати милях от их деревни, и они сказали, что нет. Мужчины, бывает, отходят миль на десять от деревни во время охоты, но женщины стараются держаться поближе к своим домам и полям.

Одна женщина задала вопрос. Мы посмотрели на Джозефа. Он сказал, что она спрашивает, чьи это дети, мои, Коринны или нас обеих. Джозеф сказал, что они Кориннины. Женщина посмотрела на нас и еще что-то сказала. Мы опять посмотрели на Джозефа. Он сказал, что она сказала, будто они оба на меня похожи. Мы вежливо посмеялись.

Потом другая женщина сказала что-то. Она спрашивала, не вторая ли я жена Самуила.

Джозеф ответил, что нет, я такая же миссионерша, как Коринна с Самуилом. Потом кто-то сказал, что они никогда не подозревали, что у миссионеров могут быть дети. А другой сказал, что никогда не думал, будто миссионеры бывают черные.

Потом кто-то сказал, что видел сон как раз прошлой ночью, и что во сне он видел, как приехали новые миссионеры, две женщины и мужчина, и все черные.

Тут началось столпотворение. Детские личики стали выглядывать повсюду из-за материнских юбок. Нас повлекло куда-то вместе с деревенской толпой, наверное, их было около трехсот человек, и мы оказались под навесом из листьев, где все уселись на землю, мужчины впереди, женщины и дети позади. Несколько стариков, похожих на наших церковных старост — в мешковатых штанах и лоснящихся плохо сидящих куртках, — стали о чем-то шептаться между собой и наконец спросили, пьют ли миссионеры пальмовое вино.

Коринна посмотрела на Самуила, Самуил посмотрел на Коринну, а нам с детьми уже кто-то сунул в руки маленькие коричневые глиняные стаканчики, и мы, после всех дневных волнений, тут же стали пить.

Мы прибыли в деревню около четырех и просидели под лиственным навесом до девяти. Там же мы в первый раз ели деревенскую пищу, жаркое из курицы в арахисовом соусе, и ели мы его пальцами. Но большей частью мы слушали песни и смотрели, как танцуют наши хозяева, поднимая тучи пыли.

Основная часть обряда гостеприимства состояла из рассказа про листья, идущие на кровлю, который нам перевел Джозеф. Люди в этой деревне верят, что они всегда жили на одной и той же земле, там, где сейчас их деревня. И эта земля всегда была щедра и добра к ним. Они сажают маниоку, и поля приносят большие урожаи. Они сажают земляной орех, и опять земля дает им сторицей. Они сажают ямс, хлопок и пшено. И еще много другого они сажают. Но как-то, давным-давно, один человек захотел получить земли больше, чем ему полагалось. Он мечтал вырастить большой урожай, чтобы продать его белым людям на побережье. Поскольку в то время он был вождем, то он захватывал все больше и больше общей земли и брал себе все больше и больше жен, чтобы они на этой земле работали. Жадность его была беспредельна, и он стал распахивать землю, на которой рос лист для крыш. Даже его жены были недовольны и стали жаловаться, но они были известны своей ленью, поэтому никто не стал их слушать. Лист всегда рос в изобилии, и жители не помнили такого, чтобы листьев не хватало всем, кому они были нужны. Постепенно жадный вождь захватил столько земли, что даже старейшины забеспокоились. Но он их подкупил, подарив им новые топоры, горшки и ткани, которые он получил от торговцев на побережье.